Форпост - [11]

— Бирюза, я Гром, у меня «трехсотый», в тяжелом состоянии. — Колесников специально не стал уточнять, во избежание лишних вопросов, что раненый — афганец. Да и по большому счету, какая разница: живой ведь человек нуждается в срочной помощи. Получит он ее — может, сто лет проживет, нет — умрет уже к вечеру. Они вынужденно задержались в кишлаке на полтора часа, пока не прилетела «вертушка» с красным крестом на борту. Погрузив в ее металлическое чрево полуживого афганца, рота ушла в горы. Потом Колесников специально справлялся в госпитале о его судьбе. «Он еще нас с вами переживет», — услышал бодрый ответ. Настроение как-то сразу улучшилось: не зря, значит, возились с Амани. А с «шурави» он теперь будет до конца дней своих. Настоящие друзья и впрямь познаются в беде. Как и враги. Душманам, убившим его отца и жену, он обязательно отомстит. Таков неписаный закон предков.

…Виктору нечасто, но снятся сны об Афганистане. Однажды явственно увидел себя молодого, бесцельно бродившего по бывшему военному городку, заброшенному и позабытому афганцами. Зрительная память и спустя годы цепко держала в голове каждую мелочь, каждый уголок ухоженной в то время территории, вдоль и поперек истоптанной их следами. И от этого чужая твердая земля казалась близкой, почти своей. Теперь же он не узнавал ее: выжженная пустыня лежала вокруг, где не было ничего живого. По каким-то лишь ему известным приметам Виктор безошибочно нашел место, где когда-то стоял сборно-щитовой штаб полка, где располагался офицерский модуль первого батальона, в шутку прозванный холостяцкой обителью. Какие страсти здесь подчас кипели! Ведь и на войне у каждого была маленькая личная жизнь со своими эмоциями, впечатлениями, тайнами, вмещавшаяся как раз в этих тонких стенах. Здесь был второй дом, в котором жили радость и обиды, недоразумения и сомнения, тревоги и надежды. Вдруг Виктор отчетливо вперемешку услышал голоса живых и погибших ребят — Сашки Морозова, Сереги Окунева, Пашки Карпинского, Кости Виноградова… Басом рокотал, извещая всех о натопленной солдатской бане, старшина роты прапорщик Хозяйкин, полностью оправдывавший свою фамилию. Солдаты уважали Михалыча за непоказную, настоящую заботу, но особенно за мужество и смелость, периодически проявляемые им в горах. Будто вырвавшиеся из-под земли голоса то быстро нарастали, превращаясь в долгое многозвучное эхо, то удалялись ненадолго, чтобы вновь напомнить о себе. По ним как по ротному списку во время вечерней поверки он узнавал фамилии и даже контурно, чуть расплывчато видел по-прежнему молодые лица некоторых своих солдат, в основном «дембелей». Кто-то из них поинтересовался:

— Как живете, товарищ капитан? Все сбылось, о чем мечтали?

— Живу нормально, ребята. А вы-то, как?

— По-разному. А когда снова в разведку вместе пойдем, может, завтра на рассвете? Мы уже соскучились по вам и настоящему делу…

Виктор проснулся среди ночи в холодном поту и уже не сомкнул глаз: таким неожиданно долгим оказалось возвращение с войны домой, в сегодняшний день.

Почему в век космических достижений и нанотехнологий до сих пор не изобретена знакомая фантастам в деталях машина времени? Колесников никаких денег не пожалел бы, чтобы снова на два года переместиться в опаленную войной молодость, в ставший родным первый мотострелковый батальон, где каждый знал свой маневр в бою и горой стоял за сослуживца. Они чуть иронично и снисходительно называли себя путешественниками, но если и кривили душой, то самую малость: на карте в зоне ответственности дивизии с трудом можно было отыскать вершину, где бы ни ступала нога мотострелков. Казалось, что при таких частых выходах неизбежны большие потери. Но батальону удавалось, хоть и не всегда, подчас чудом, с божьей помощью сводить их к минимуму. А секрет феномена прост, как автомат Калашникова: здесь научились, независимо от должности и званий, в опасную минуту прикрывать огнем товарища, беречь друг друга. Это может быть самое главное правило в военном искусстве.

* * *

После колхозной «вольницы»-посевной бригаду Колесникова бросили на ударную районную стройку. По плану этот консервный завод должны были давно ввести в строй, но, как водится, не хватало средств. И вот поступила команда «срочно», за девять месяцев «родить» завод. Поэтому и понадобился тяжелый неквалифицированный труд, к которому осужденным не привыкать. Колесников ловко управлялся с любым инструментом и работой. Если требовалось ведрами таскать наверх бетонный раствор, он, не жалея себя, делал это наравне со всеми. Приходили машины с кирпичом и блоками, переключался на их разгрузку. «Все должно быть по-честному», — считал Виктор. За такую требовательность к себе, справедливость и уважали в колонии Афганца. Даже те, кто «точил зуб» против него вроде Леньки-валютчика и Лысого.

Каждую неделю получал от жены письма. И с нетерпением ждал новых, как в Афгане. Света писала обо всем: о том, что в Минске недавно открыли новую станцию метро, комфортабельную гостиницу, очередной супермаркет — город на глазах преображался в европейскую столицу. Вторая новость — соседи выдали замуж дочь, а на работе у жены сменился директор. В общем, обычные житейские новости. В конце Света сообщила, что на выходные постарается приехать, и спрашивала, что привезти.