Формула смерти - [106]

Майкл замер и отпустил Мэкки. Почувствовав острую боль в боку, подумал, что пуля попала в него, но в следующий момент увидел, как глаза Мэкки затуманились и по его телу пробежали конвульсии. Он догадался, что боль в животе — результат отдачи пистолета, который самопроизвольно выстрелил. Майклу повезло — Мэкки нет. Он встал и тупо уставился на него, пытавшегося тоже подняться с пола. Это ему не удалось, и он бросил на Майкла укоризненный взгляд, в котором не было ненависти. Казалось, он спрашивал, почему в конце концов удача ему изменила, потом перевел взгляд на ящик с документами и пополз к нему, вытянув вперед руку: не хотел смириться с мыслью, что документы потеряны для него навсегда. Но доползти до ящика не смог и замер от него всего в нескольких футах.

Майкл смотрел на детектива некоторое время, но заметив, что тот больше не шевелится, повернулся к Гейл. Она подошла к нему, как сомнамбула, упала ему на грудь и обмякла в его объятиях. Так они простояли очень долго.

Потом он решил осмотреть ее рану: грудь и живот были перепачканы кровью, но рана была не такой глубокой и опасной, как ему представлялось.

— Приму душ, — сказала она и медленно побрела в ванную комнату.

Когда она вернулась, то посмотрела туда, где лежал Дэн, но его там уже не было.

Глава 28

Он брел под проливным дождем в никуда, время от времени ощущая боль в левой части груди. Вспомнил о препаратах. Когда это было? Много дней, месяцев, лет назад. Он понимал, что препараты возымели действие на его рассудок, с ним происходило нечто странное. Боль в боку не опасна, уж с ней он как-нибудь совладает; донимал скверный привкус во рту, от которого он никак не мог избавиться — не помогали ни сода, ни пиво. Может быть, попробовать вина? А вдруг поможет.

Он брел, покачиваясь и еле переставляя ноги. Препараты воздействовали на весь организм, но больше всего его беспокоил мозг — он потерял способность сосредотачиваться, потерял память, не знал, помнит что или нет. Возможно, его воспоминания — всего лишь плод воображения? Он не знал, кто он, откуда пришел и что делал в своей жизни.

Время от времени останавливался и смотрел на фотографию, зажатую в руке, которую он взял в спальне. Смутно вспомнил, что это за спальня, кто в ней спал — скорее всего, она принадлежала женщине по имени Гейл, потому что на обороте фотографии стояла подпись: «Гейл с любовью. Вильям». Ему понравился Вильям. Ему бы хотелось с ним встретиться. У него такое милое меланхоличное лицо. Вильям напоминал ему кого-то, кого он любил много лет назад. Может быть, это и был Вильям? Может быть, сейчас он идет к нему?

Постепенно сознание уходило, мозг превращался в tabula rasa.[12] Вовсе и не так уж плохо, подумал он, когда последние проблески сознания уже покидали его. Это походило на рождение нового мира.

Эпилог

Ночь или день — для Майкла не имело никакого значения: в суде и в камере всегда горел электрический свет, независимо от того, светило на улице солнце или нет.

Он не знал, как продвигалось его дело. Отец нанял адвоката, говорят, лучшего в этом городе, который находил лазейки размером с Сахару там, где другие видели глухую кирпичную стену. Но Майкл отказался с ним сотрудничать, рассудив, что это его проблема и он решит ее сам. Если семья отказывала ему в помощи раньше, зачем принимать ее сейчас?

Он прорвался, и сейчас прорвется без их благотворительности. Майкл понимал, что отцу хотелось сохранить доброе имя семьи, которое и так уже пострадало в результате убийства Алана.

Когда адвокатская знаменитость осознала, что от Майкла ей ничего не добиться, она отказалась от его дела. Некоторое время Майкл чувствовал себя победителем, но скоро понял, что не облегчил свою участь, и, вполне возможно, в скором времени пожалеет о своем решении. Но какое удовлетворение он получил!

Назначенный судом адвокат оказался подвижным молодым человеком с редеющими волосами. Никакого доверия он не внушал. Когда Майкл отказался предоставить ему что-либо, кроме голых фактов, тот был страшно возмущен и не переставая повторял ему:

— Я не смогу вам помочь, если вы не поможете мне. Я имею возможность выйти отсюда, а вы нет. Не забывайте об этом.

Сначала Майклом овладели фаталистические настроения. Ему казалось, что он примет свою судьбу с распростертыми объятиями, но с течением времени стал думать иначе — вспомнил Амброзетти и представил, как однажды утром проснется в своей камере с ножом в животе. Фонтана уже не боец, но у него слишком много друзей, а Майкл убил копа, пускай отставного, от этого не легче.

Он не мог разобраться, кто внушает ему больший страх: другие заключенные, которые смотрели на него с явным недоверием — парень из богатой семьи среди всего этого сброда, — или его тюремщики, видевшие в нем прежде всего человека, убившего полицейского.

Пришел день, когда началось слушанье по поводу его освобождения под залог. Адвокат заверил суд, что Майкл не представляет угрозы для общества, не попытается скрыться, и попросил освободить его подзащитного под залог в пять тысяч долларов. Однако окружной прокурор сообщил суду, что Майкл однажды уже обвинялся в уголовном преступлении, а именно в хранении наркотиков, что он отпетый негодяй и обязательно сбежит куда-нибудь на Багамы. Он попросил суд назначить Майклу залог в двести пятьдесят тысяч. Единственное, о чем подумал тогда Майкл, было то, что четверти миллиона долларов не хватит на то, чтобы купить квартиру Алана. Судья принял мудрое компромиссное решение — пятьдесят тысяч долларов. Но так или иначе, таких денег у Майкла не было, а у отца он их не попросит, значит, сидеть ему за решеткой.