Формула моей любви - [68]

Не Монблан, конечно, но где-то около того. И каждый из редакторов мечтает как-то разгрести эти свои завалы и хоть немного освободить рабочее пространство, а Клавдия… Когда она придет, вот тогда и уберем.

Вот она и пришла.

А за столом не то что работать – сесть невозможно. И народ, жалуясь и вздыхая, принялся разбирать залежи бумаг.

Сумка совершенно определенно в тот момент была у Клавдии с собой. Она еще достала из нее пирожки, потрясла ими победно, приглашая желающих перекусить, девчонки быстренько организовали чай, и они посидели, попили чайку с домашними бабушкиными пирожками.

Так. А сумка? Из издательства Клавдия ушла без нее, потому что четко помнит, как доставала ключи перед дверью квартиры и уронила портфель. Только портфель, никакой сумки уже не было.

Значит, она осталась в издательстве? Так выходит?

Клава зажмурилась и прикрыла лицо руками, сосредоточившись и стараясь вызвать в памяти картинку.

Вот она достает и демонстрирует пирожки, сумку даже положить некуда, Лида забирает стопку своих бумаг, и Ольга свою стопку… Так. Клава садится на кресло и….

– И кладу сумку в щель под столом! – победно прокричала Клавдия и триумфальным жестом воздела руки к потолку и повторила: – Под столом!

У них такие столы офисные с выпендрежным дизайном – столешница на железных ножках, а к ней прилагаются две тумбы с ящиками на колесиках, которые закатываются и устанавливаются по обе стороны под столом, и между столешницей и тумбами остается расстояние сантиметров десять.

Народ туда что только не сует – от безобидных фантиков от конфет и батончиков до всякого замысловатого и не сильно одобряемого начальством барахла. Клавдия вот засунула пляжную сумку, чего уж теперь приукрашивать стеснительным «почти» – пляжную и все дела, со старинным альбомом с тружениками моря на обложке.

Который там себе и лежит до сих пор, позабытый напрочь.

Ну, а как не забыть-то? Если именно в тот момент, когда она работала над текстом, позвонил Марк, сообщив, что взял билет и ей надо срочно лететь к нему, а она первый раз в жизни ему отказала.

А потом пропал – не звонил и сообщения никакого не присылал. Разумеется, Клавдия только об этом и думала. А когда наконец появился и она сообщила, что беременна, он почему-то решил, что отец ребенка – Володя.

Между нами идиот вообще-то, хоть и профессор. Или потому что профессор – идиот?

А потом исчез на два дня – и тишина, словно и нет его вовсе, сбежал до канадской границы! А что она должна была думать? Вот она и думала.

Какой там на фиг альбом для бабушкиной подруги с тружениками моря? Какая сумка? Вы о чем? Когда тут жизнь, можно сказать, рушится.

Ладно, проехали. И что теперь?

Теперь самый главный вопрос – сумка, предположим, нашлась, а вот есть ли в ней те самые злополучные документы – вопро-о-ос. По логике, которую так любит профессор Светлов, получается, что должны быть именно там, а вот…

– Надо проверить, действительно ли эти дурацкие бумаги там, – ответила сама себе Клавдия.

Идти так идти.

И она принялась торопливо собираться, по ходу размышляя – позвонить, сказать Марку о своей догадке или сначала самой удостовериться, а потом уж советоваться с ним? И советоваться ли вообще.

И в самый последний момент, когда уж стояла у входной двери, Клавдия вспомнила, что сегодня суббота. Ну суббота и что? Да, собственно, даже и хорошо, значит, в редакции никого не будет, а это очень неплохо – при ее-то загадочных делах лишние случайные свидетели ни к чему.

– Какие свидетели, Клава, – проворчала она. – К чему они там тебе? Совсем уже заигралась.

Поворчала, да и пошла, а куда деваться?

Дом, в котором проживал профессор Светлов, относился к категории достаточно элитного жилья и поэтому усиленно охранялся. Он был окружен высоким ажурным забором, ограждавшим довольно обширную околодомовую территорию. Попасть внутрь можно было через запертую на электрический замок калитку или через въезд со шлагбаумом, рядом с которым в будке сидел охранник.

Выезд с территории сразу за шлагбаумом буквально через пять метров упирался в тротуар, отделявший его от проезжей части одной из вечно загруженных улиц близ центра Москвы.

Клавдия махнула охраннику, сидевшему в будке, тот нажал кнопку у себя на пульте, отпирая боковую калитку.

Клава, поблагодарив его кивком головы, прошла вперед. Она практически ступила на тротуар, когда внезапно почувствовала неизвестно откуда взявшийся приступ почти животного, мгновенного страха, и ей пришло четкое понимание, что вперед идти нельзя – ни в коем случае нельзя!

И в последний момент подчиняясь этому неосознанному внутреннему наитию, Клавдия не перенесла вес тела на ногу, уже занесенную для следующего шага, а как-то неуклюже меняя траекторию, шарахнулась влево.

И через удар сердца, практически в тот же момент, даже не услышала, а почувствовала стремительное движение сзади… Тело среагировало раньше, чем сформировавшаяся мысль проскочила через сознание – на одном рефлексе, на чьем-то спасительном вмешательстве!. Словно кто-то свыше, может, Ангел-хранитель, толкнул ее назад, и она, чтобы не упасть, по инерции отступила на два быстрых шага.