Формула красоты - [8]

Начинается первое техническое заседание. Первый доклад и первый вопрос о безопасности. Лепечет что-то невразумительное Паризо, ответственный с французской стороны. Коротких толкает меня, и я беру микрофон. «У нас, как всегда, уделялось важное внимание вопросам безопасности. Рассмотрено было сто нештатных ситуаций, но как всегда и бывает, случилась сто первая…» Я говорю и все смотрят на меня. Это первое выступление русских специалистов, неофициальное. В зале множество незнакомых, не работавших по проекту, не знающих: кто есть кто? Все смотрят на меня, а я отвечаю на вопрос, заданный не мне и мой ответ – ответ русской делегации.

И пошло-поехало. Начинаются доклады, как правило, занудные. Интересны они лишь узкому кругу специалистов, и только ими понимаются. Переводчицы стараются. Они здесь не обычные, а классные профессиональные. Перевод их состоит не из отдельных изолированных фраз, а из целых смысловых периодов.

Зал невелик, всего от силы на 30–40 человек, и пятая часть знакома нам. Остальные знакомы не с нами, а между собой. Они слушают, а нам быстро надоедает, и поневоле думаешь об ином. Мне жаль Хустова, и это связано с шефом и хустовой женой. Мне жаль другого шефова подчинённого, соседа его по дому, молодёжному кооперативу. Но временами кажется, он сам на это пошёл. Они с женой сговорились, и он сдаёт её в ренту, во временное шефово пользование.

Мы обсудили эту проблему с Юрой.

– В природе это естественно, – говорит Юра, – возьмём лягушек. Им не откажешь в естественности. Лягушки выбирают обеспеченность. По крику-кваканью самка способна определить здоров ли самец, его потенцию и даже размер подведомственной ему территории…

– Так это лягушки…

– Так, может, в лягушке этой царевна заколдована…

– По этому поводу я расскажу анекдот.

Вся мудрость наша на уровне анекдотов. А впрочем так удобней обсуждать скользкий вопрос.

– Иван – царевич прожил долгую жизнь, и как-то, копаясь в рухляди, нашел старый лук и запылившуюся стрелу. Стреляет он, как в былые годы, и отправляется за стрелой. Находит в болоте лягушку, и она говорит ему человеческим голосом: «Целуй скорее меня, Иван-царевич, и я превращусь для тебя в прекрасную девицу-красавицу». А он ей отвечает: «Пойми меня правильно. Я уже в таком возрасте, что мне интересней говорящая лягушка, чем девица-красавица».

Как говорится, всему своё время и о вкусах не спорят. А о чём же спорят тогда? Вкусы определяют всё. Отними их у нас, и станешь соседом шефовым с его женой во всей откровенности политики «дал-взял».

– Любая ценность – товар, – утверждает Юра.

– Когда это не касается тебя и твоих друзей.

Всё дело в том, что у меня есть идея: облагодетельствовать человечество. Я собираюсь открыть ему Формулу Красоты. Всё потому, что она – основа в мире всего и должна спасти мир. По определению. Я чувствую себя спасителем. Возможно, это и есть разновидность сумасшествия. Со стороны видней. Но что поделаешь, я верю в это, это меня поддерживает и это «праздник, который всегда со мной».

В самых первых рядах сидят знакомые по проекту, те, с которыми мы пуд соли съели и тянули наш общий воз. Дальше для нас фигуры неясные, что обозначились разве что только в конце проекта скрытой частью айсберга и выступают в статусе важных персон. Так и везде, имеются бурлаки и персоны возглавляющие. Но мы себя лучше чувствуем, у нас за плечами проект. А постороннему с ходу и не понять, кто был каменотёсом проекта, а кто в утопленной части айсберга. Справа наискосок сидит от меня эта необыкновенная женщина веянием прежних времён, до которых нам не дорасти. Причёска, пожалуй, по-нынешнему старомодная, но ей идёт. Она внимательно слушает. Хотя зачем наша техногенная муть красивой женщине? Зову условно для себя её «американкой» за правильные англосаксонские черты.

Её присутствие заставляет меня философствовать: «Что я Гекубе? Что мне Гекуба? И к чёрту вся наша вяжущая субординация». Я называю шефа про себя «интерпретатором», хотя вернее называть его клоуном. И в самом деле он – мастак откалывать цирковые номера. Он выступает для себя и наедине с собой. И в этом он как барон Мюнхгаузен, вытаскивающий себя из болота за волосы. Является он, скажем, с очередного разноса, казалось стёртый в порошок. Любопытствующих полно, и начинает излагать ситуацию, и постепенно выходит всё-ничего, и он – герой. Но главное – он верит в это сам уже, и этим живёт.

На людях он – бесподобен. Его блестящие импровизации – итог множества контактов и впитанных фактов, сказанного, слухов, перемешивающихся в его голове. И трюки выглядят порой убедительней фактов, убеждая и окружающих и самого.

Вечером продолжение фиесты в мэрии. В зале, похожем на ангар, расставлены столы с подносами гор птифуров, уставленные бутылками. Белоснежные официанты наполняют бокалы вином, коктейлями, шампанским. Вначале приветствие от мэрии.

Отвечает Виктор Грымов, и этим самым как бы выдвигается во гран угла. Виктора в этом смысле «хлебом не корми», дай покрасоваться чуть-чуть, что он удачно делает. В ЦУПе он в центре внимания, на виду. В нашей скрытой космической области он верхушкой айсберга. Его обхаживают журналисты и задаривают иностранцы. Он толкователь полётной сути и трансформатор кабалистики полёта на язык человеческих слов. Он разрешает связь с экипажем, он в самом деле занятый и ответственный человек, но околополётная суета сует увлекает его самого. Ему дозволены крохи информации нашей засекреченной области, и он умело этим пользуется. И теперь он уверенно говорит, не хорошо и не плохо, на четвёрку с минусом.