Формула бессмертия. На пути к неизбежному - [85]

Итак, победа над раком продлит жизнь на два года. Победа над сердечно-сосудистыми — на пятнадцать. А как вы думаете, что даст в этом смысле замедление старения? Статистика утверждает, что если бы нам удалось затормозить старение на возрасте 35 лет и далее сделать его пренебрежимо малым (статистически это означает, что мы застабилизировали смертность людей любого возраста на уровне смертности 35-летних), это увеличило бы среднюю продолжительность жизни на тысячу лет! Вот к чему стремился Комаров.

— Комаров был просто одержим этой идеей, — продолжал Мамаев, — ходил по коридорам Академии наук и всех уговаривал, что нужно серьезно заниматься проблемой разрушения человеческого тела — старением. Эммануэля уговаривал, многих… И все над ним посмеивались: «Да ты чего? Какое еще старение? Что это такое? Как его измерить?» Дело в том, что наука начинается с того, что можно померить. А как померить старение?.. А организационно наука начинается с того момента, когда появляется минимальное подразделение — лаборатория. Комарову заниматься геронтологией разрешали, но у него не было лаборатории, а была всего лишь группа, созданная распоряжением директора института, которого удалось уговорить. И больше группы у него никогда не было, хотя он работал, доказывал, ходил, убеждал… А когда у Эммануэля мыши стали жить дольше, он сам увлекся, создал группу, а потом и лабораторию.

А я стал заниматься геронтологией в этих стенах, когда еще никакой геронтологии как науки не было. Моя дипломная работа называлась «Электродвулучепреломление в растворах ДНК». Но поскольку я был заражен геронтологией, стал искать себе геронтологическое место для будущей работы. Из всех, кого я читал на эту тему, мне больше всего понравился Жорес Медведев. Его история интересна… Академик Сахаров был школьным другом Жореса и заразил его идеями демократизации. Жорес написал книжку «Биология и культ личности». Его за эту книжку выперли из Тимирязевской академии, где он тогда обретался, и сослали в Обнинск. За следующую книжку «Взлет и падение Трофима Денисовича Лысенко» его уже отправили куда-то еще. А за третью книгу — о Главлите — вообще выслали из страны, в Англию. Но меня это все не касалось. Меня интересовала только геронтология! И я поехал к Жоресу. Поехал не с пустыми руками. Тогда уже вышли работы Хейфлика, я их проанализировал, накидал свои мысли по этому поводу… В общем, я тыкался всюду, ходил по разным институтам, ища место приложения своему интересу — геронтологии. С большим трудом попал на прием к Энгельгардту, который был директором Института молекулярной биологии. Энгельгардт показал мне английский журнал «Молекулярная биология» и сказал: «Это уважаемый журнал. И в нем нет статей о геронтологии! Вот когда они там будут, приходите, я вас возьму. А пока геронтология — не наука». И так тогда к геронтологии относились все… Эти мои мытарства я печально изложил своему руководителю диплома — Владимиру Андрееву. Он теоретик, закончил Физтех и был одним из дипломников Ландау, занимался рассеянием нейтронов, кажется, а потом решил на основе своих физических знаний создать теоретическую биологию. Тогда многие этим увлекались.

— Я знаю, — сказал я, вспомнив Зенина и покоренческие настроения тогдашней эпохи, прекрасно отраженные в великом фильме «Девять дней одного года».

— Вот группе Андреева и придали меня. Поговорив с Эммануэлем и выяснив, что того в связи с мышками-долгожителями интересует геронтология, Андреев тут же перезвонил мне и сказал: ты всю Москву обегал, ищешь биологические институты, где можно было бы заниматься проблемой старения, а нужно было не уходить далеко от физики и только зайти за стенку — Эммануэль интересуется старением, беги к нему скорее!.. Так, с маленькой научной группы и начала собираться будущая наука. Потом образовалась первая Лаборатория количественной геронтологии. Но специальность «геронтология и гериатрия» официально появилась в реестре ВАК только в 2000 году. А до этого мы все старательно делали вид, что занимаемся молекулярной биологией или теоретической онкологией. Но занимались именно геронтологией! Организовали семинар по геронтологии, на который со всего Союза приезжали специалисты, и для этого семинара им никогда не отказывали в командировочных. Еще бы! Сам Эммануэль тебя на свой семинар пригласил, заметил!..

Это был период, когда мы резко рванули вперед по отношению к мировой геронтологии. Именно тогда все и было впервые сформулировано — роль гормонов, роль свободных радикалов, теломеров, стволовых клеток, антиоксидантов… Все то, вокруг чего сегодня пляшет геронтология и успешно развивается, было сформулировано в Советском Союзе в этих вот стенах бывшими физиками и физхимиками.

Тодоров еще полвека назад показал, что если вводить мышам гормон роста, они дольше живут. Эти работы есть. Правда, на Западе сделали вид, что ничего не было, и «открыли» все это заново… Те самые теломеры, за которые дали Нобелевскую премию американцам, придумал в этих стенах Оловников. И пока его теория не подтвердилась, мы над ним потешались: придумал теорию «обрезания концов»!.. Короче говоря, в результате многолетней работы, которую проводили ученые всего мира, в современной геронтологии после проверки было отброшено множество гипотез и остались только вот эти четыре заложенных нами когда-то направления — теломерное, антиоксидантное, клеточное, гормональное. Как вы их назвали, четыре «теории старения».