Формула бессмертия. На пути к неизбежному - [62]

Карданов свою родину ненавидит. Он здесь чужой. И потому я ничуть не удивляюсь, услышав от него:

— В составе растворов в основном минералы, растворенные в воде в определенных пропорциях, но точного состава моих растворов никто не знает и никогда не узнает. Даже сын мой не знает. Сейчас я даю ему уже готовый концентрат, а после смерти оставлю запас на сто лет. Ему до конца жизни хватит. А этой стране я ничего не оставлю. Ничего…

— Ну, хорошо, — я машу рукой. — Пес с ней, с родиной. Но как вы пришли к этим растворам? И почему они вообще работают?

— Знаете, будучи человеком уже в возрасте, уже вылечившим раки, геморрои, астмы, я чясто, обхватив голову, сам сижу и думаю: «Ёшкин кот! Ну почему эта хрень работает?!.»

— Стоп. Если вы, схватившись за голову, часто думаете, почему ваши растворы работают, откуда вы их взяли вообще? Ведь состав должен был идти от какой-то теории!

— Хороший вопрос. А откуда Менделеев взял свою таблицу?

— Во сне увидел.

— Правильно. И конструктор Шпитальный, автор скорострельных пулеметов ШКАС и УльтраШКАС увидел свою конструкцию во сне. Она к нему пришла как будто откуда-то извне. Одномоментно. Целиком. Вся сразу. И со мной было так же. Просто когда в голове масса самых разных знаний из самых разных областей и ты постоянно о чем-то думаешь, вдруг приходит идея. Она возникает как бы из ниоткуда. Процесс ее появления внутри мозга самому обладателю мозга не виден. Только результат. Я не знаю, как я это открыл и почему состав именно такой. Но я знаю, что действует он через вомероназальный орган непосредственно на мозг. На те его отделы и заводоуправления, которые заведуют цехами, пыхтящими в тушке. Для меня это черный ящик по Винеру. Я просто знаю, что если дать на вход такое действие, отклик будет вот таким. А что именно происходит внутри, понятия не имею.

— Слушайте, а может быть, это просто работает эффект самовнушения у больного, а? И что бы вы ему ни дали, будет улучшение, поскольку он верит в него? У вас все придуманные вами минеральные составы работают?

— Нет, конечно. Порой клинического эффекта нет вовсе. Начинаешь менять состав и постепенно находишь.

Тут я вынужден признаться читателю, что занимается Карданов чистой воды гомеопатией: все эти свои концентраты перед тем, как дать их больным, он сильно разводит. Если кто забыл на секунду, что такое гомеопатия, напомню. Это ужасная лженаука! Берется некое лекарство и растворяется в колоссальных объемах дистиллированной воды. Растворяется настолько, что в растворе не остается практически ни одной молекулы активного вещества. И вот этой водой пичкают больного в надежде на исцеление.

Я в гомеопатию не верю. По той простой причине, что достоверных данных о том, что она работает, не существует. Ну не удовлетворяет гомеопатия требованиям доказательной медицины! И об этом я позже еще скажу пару теплых слов… Более того, у академической науки нет никаких идей о том, почему она могла бы работать. Нет теории, хоть ты тресни! То есть в прямом и буквальном смысле гомеопатия — это чистой воды разводка. И в самом деле — если вы развели вещество настолько, что в ведре его осталась одна молекула или даже той молекулы нету, что будет реагировать-то? Нечему реагировать!

И Карданов об этом знает. Вернее, знал. Он ведь тоже полагал гомеопатию лженаукой. И занялся ею исключительно от нужды.

— С чего вы вообще взяли, что лекарство нужно разводить? — злюсь я. — Ну сделали вы свой чудодейственный раствор, состав которого увидели во сне. И лечите им! Разводить-то зачем?

— Честно? У меня просто было слишком мало концентрата. И я подумал: если можно достичь усиления эффекта при определенных разведениях, как говорят иные буржуазные мракобесы, нужно в целях экономии разводить. Воды-то дистиллированной полно, а концентрата мало. И сработало…

К этой ереси Карданов пришел не сразу.

— Совсем не сразу! Постепенно как-то накапливалось. Помню, когда я еще был студентом, подружка моей мамы говорила мне: когда закончишь мединститут, иди ко мне, в гомеопатию. Но я был советский студент и знал, что гомеопатия — это продажная девка империализма, отвлекающая пролетариат от классовой борьбы. Мракобесие! И чем они там только занимаются!..

А потом был еще один эпизод. Сидим мы в 1985 году на кафедре, вдруг шеф приходит и говорит: «Ребята! Это не обязательная вещь, не овощебаза какая-нибудь, но сегодня к нам придет один интересный человек из первого меда и кое-что расскажет. Но будет это в 10 часов вечера. У него интереснейшая работа, я вам советую остаться до ночи и послушать». — «А почему так поздно?» — «А потому что там такая тема, что в рабочее время нельзя — и ему, и мне дадут по шее. Но ему ужасно хочется этим поделиться, а напечатать это невозможно».

И вот пришел к нам этот человек — заведующий кафедрой фармакологии Первого меда товарищ Кедров. И рассказал невероятное. Он брал ацетилхолин в канюлю — это пипетка такая — и капал его на лягушачье сердце. Сердце под действием препарата начинает сокращаться, потому что ацетилхолин вызывает местную деполяризацию мембраны мышечного волокна, это ведет к возникновению импульсов, распространяющихся по мембране, и вызывает мышечное сокращение. И мы эти сокращения меряем — амплитуду, промежутки между сокращениями. Капнули — начало сокращаться, потом закончило, отмылось. Классический опыт… «Теперь разводим ацетилхолин все больше и больше, — рассказывал нам Кедров, — и получаем вполне ожидаемый эффект — чем меньше концентрация ацетилхолина, тем меньше его активность. И, в конце концов, препарат действовать перестает. Дальнейшее разведение бессмысленно, не правда ли? Но мы продолжаем разводить дальше, хотя это и глупо. Разводим, разводим, разводим. И все время видим нулевую линию на графике.