— Знаешь, Альберт, мне все надоело. Я решил оставить институт и договорился с профессором Биркгоффом, что останусь у них в качестве консультанта.
Альберт был крайне удивлен. Еще месяц назад отец и не заикался об отставке.
— Ты еще не так стар, папа! — возразил он.
— Дело не в годах, Альб. Сорок лет, проведенные в лаборатории, кое-что да значат. Учти, что это были сумасшедшие годы, когда в науке происходила одна революция за другой. Их необходимо было своевременно осмыслить, прочувствовать, проверить в эксперименте…
Слова отца звучали неубедительно, но Альберт только пожал плечами. Может быть, отец прав. Насколько он помнил, отец всегда работал как вол, не щадя себя, совершенно не считаясь со временем. Говорят, после смерти жены на него нашло какое-то исступление. Он сутками не выходил из лаборатории и буквально довел до изнеможения и себя и своих сотрудников. В те далекие времена, когда Альб был совсем ребенком, его группа работала над структурным анализом нуклеиновых кислот и над расшифровкой генетического кода. Им была разработана любопытная методика управления последовательностью нуклеотидов в цепочке дезоксирибонуклеиновой кислоты при помощи воздействия мутогенных веществ на исходный материал. О ней везде говорили. Газеты поместили статьи под сенсационными заголовками:
«Найден ключ к раскрытию биологического кода», «Загадка жизни — в четырех символах» и т. д…
— Я надеюсь, что после испытательного срока профессор Биркгофф назначит тебя на мое место.
— Ну, отец, это уж слишком. Я не сделал и тысячной доли того, что сделал ты.
— Ты знаешь все, что сделал я. Нужно только не повторять пройденного… Я уверен, ты сможешь.
Взглянув в окно кабинета, Альберт спросил:
— А кто эта милая девушка?..
— О, я и забыл тебе сказать. Это дочь моего старого друга, Эльвина Шаули. Сейчас она круглая сирота, — тихо сказал профессор. — Но она не должна об этом знать…
— А что случилось?
— Эльвин Шаули и его жена погибли во время авиационной катастрофы над Атлантическим океаном. Я был так потрясен этим событием, что… что пригласил девочку жить у нас, сказав ей, что ее родители уехали на несколько лет в экспедицию в Австралию.
— Ложь рано или поздно раскроется!
— Конечно. Но чем дольше она не будет знать об этом, тем лучше… Девочку зовут Миджея. Ей шестнадцать лет.
— Странное имя.
— Да, немного странное, — задумчиво сказал профессор. — А вот и она.
Миджея вбежала в комнату и на мгновение замерла у двери. Затем она смущенно улыбнулась и, сделав изящный реверанс, произнесла:
— Добрый вечер, господин профессор, добрый вечер, господин Альберт.
— Добрый вечер, милая, — сказал профессор, и, приблизившись к ней, поцеловал в лоб. — Я надеюсь, вы подружитесь с Альбертом?
— А мы уже подружились. А ваш мяч, Миджея?..
— О, я не так часто играю в мяч. Я больше люблю читать. Но сегодня такая восхитительная погода.
— Вам нужно почаще бывать на свежем воздухе, — сказал Альберт тоном старшего. — Вы примете меня в свою компанию? Я тоже люблю играть в мяч.
Девушка вспыхнула, ее лицо залила краска смущения.
— Конечно, господин Альберт.
— А если «конечно», то давайте без «господина». Называйте меня просто Альб, а я буду называть вас Миджея. Идет?
Она кивнула, взяла профессора под руку, и они спустились в столовую.
Во время обеда они почти не разговаривали. Альб только обратил внимание на то, что его отец подолгу, пристально, с глубокой тревогой смотрит на Миджею. Вероятно, его беспокоила судьба девушки.
Когда Альберт вернулся в лабораторию, профессор Биркгофф предложил ему заняться анализом структур Х- и У-хромосом, определяющих соответственно женский и мужской пол человека. Задача в общем-то была довольно сложной, но кое-что в ней было известно. По-прежнему главным инструментом исследования были искусственные мутации, осуществляемые на генетическом материале с помощью химических мутогенных веществ из класса акридинов. Мутанты затем контролировались в искусственной «биологической колыбели», где уже после 10–20 делений клетки можно было определить пол будущего организма.
Предстояло осуществить огромное количество мутаций.
Начав работу, Альберт прикинул, как долго ему придется искать ответ, и пришел в ужас: оказывается, даже в самом благоприятном случае на завершение работы не хватит всей жизни!
— Посоветуйтесь с отцом, — сказал Биркгофф. — Может быть, он что-нибудь подскажет.
Вечером Альберт вошел в кабинет отца. Там была и Миджея. Профессор сидел в качалке, закрыв глаза, а Миджея вполголоса читала ему стихи Байрона:
В пустыню б я хотел бежать с тобою,
С одним лишь другом, с милою моей…
— Вот так идиллия! С кем это вы хотите бежать в пустыню и для чего? — весело спросил Альберт.
Отец поднял на него грустные, задумчивые глаза…
— Ах, это ты, Альб! Миджея очень хорошо читает. Слушая ее, я вспоминаю свою молодость.
— Завидую, тебе, наверное, есть что вспомнить. Кстати, ты так редко мне рассказывал о своих молодых годах.
Девушка закрыла книгу и тихонько вышла из комнаты. Альберт подсел к отцу поближе и сказал:
— Плохо, что ты ушел из института. Один я как слепой котенок. Боюсь, буду тебе надоедать. Вот, например…
