Форма воды - [10]
Стрикланд не шевелится, и индеец подносит трубочку к его глазам, давит на нее. Шарик белого buchite заполняет весь мир. Боль неописуема, но он выдерживает. Садится. Жжение утихает, он утирает слезы и смотрит на безразличные лица проводников.
Теперь он видит их. Более того, он видит их насквозь.
Все, что творится в изогнутых каналах их морщин, в черных джунглях их волос. Солнце поднимается, и Стрикланд открывает Амазонку, полную глубины, света и цвета. Его тело содрогается и поет от напора жизни.
Его ноги – стволы пальмы, прошитые сухожилиями, толстыми, словно корни.
Стрикланд снимает одежду, она ему не нужна более, дождь отскакивает от его обнаженной кожи как от камня. Жабробог знает, что он не в силах остановить Джунглебога, и не важно, что последние ружья, бывшие на борту «Жозефины», летят в воду, и осадка ее уменьшается.
Deus Brânquia отступает в заболоченную протоку.
Судно получает пробоину, трюмная помпа забита, капитанская кабина полна воды, но даже теперь Энрикес отказывается уходить. Боливиец забирает нужные инструменты. Бразилец тащит на себе гарпунное ружье, акваланг и сеть, эквадорец выкатывает бочку ротенона, пестицида, который используется, чтобы травить рыбу.
Эта дрянь способна выдавить Жабробога на поверхность.
– Отлично, – говорит Стрикланд.
Он встает на носу, голый, руки вытянуты, мокрый с головы до ног, и зовет. Невозможно сказать, как долго это продолжается. Может быть, дни, а может, месяцы.
Deus Brânquia наконец поднимается на мелководье, кровавое солнце освещает череду древних гор за его спиной, древний глаз затмения восходит над землей, океан снимает с себя скальп, чтобы показать новый мир, ненасытный ледник, блевотину из морской воды, укус бактерии, кипение одноклеточной жизни, разделение видов, реки как сосуды, ведущие к сердцу, эрекцию горных пиков, качающиеся бедра подсолнуха, серую шерсть омертвения, нагноение на розовой плоти, пуповину, тянущуюся от нас к истоку нашего рода.
Это все вместе и много более того.
Indios bravos падают на колени, моля о прощении, режут собственные глотки с помощью мачете. Стрикланд дрожит, он видит дикую, необузданную красоту этой твари. Он мочится, кал стекает по его бедрам, рвота пятнает подбородок, библейские стихи, которые любил один из пасторов Лэйни, жужжат из забытого, пустого чистилища мозга.
То было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем…[27]
Это столетие – не более чем мановение ока.
Все мертвы. Только Жабробог стоит против Джунглебога.
Крушение Стрикланда состоялось в мгновение, и состоялось единственный раз. Стрикланд постарается забыть, что оно когда-либо имело место.
Когда он достигает городка Белем неделей позже, то «Жозефина» имеет крен в сорок градусов и наполовину затоплена, зато сам он одет в шмотки одного из проводников. Тот знал слишком много, и поэтому пришлось не просто убить его, а принести в жертву.
Энрикес более-менее пришел в себя и стоит на мостике, вглядываясь в весенний туман; горло его пульсирует, в голове бурлят фантазии, скормленные Стрикландом. Энрикес был отличным капитаном, Энрикес поймал таинственное существо, все прошло так, как они ожидали.
Энрикес ищет свой журнал, чтобы убедиться, что это правда, но не находит его.
Стрикланд скормил журнал стервятнику и проследил за тем, как тот начал задыхаться, забился в припадке и сдох.
Он подтверждает все, когда дозванивается до генерала Хойта.
Стрикланд переживает этот разговор только благодаря зеленым леденцам. Незапоминающаяся обертка, химический вкус, но запах – болезненно концентрированный, почти электрический.
Он очистил все магазины в Белеме, купил почти сотню пакетов и лишь затем позвонил. Леденцы громко хрустят на зубах, но голос Хойта еще громче, несмотря на то что их отделяют сотни миль провода. Он звучит так, словно генерал всегда был рядом, наблюдая за Стрикландом из-за липких пальмовых листьев, из москитных облаков.
Стрикланд не может вспомнить, что тревожит его сильнее, чем ложь генералу Хойту. Но реальные подробности того, как был пойман Deus Brânquia, выглядят невразумительно, хотя он честно пытается извлечь их из памяти. Он верит, что ротенон был неким образом вылит в воду, вспоминает шипящую пену на поверхности, М63, настоящую глыбу льда, прижатую к раскаленному плечу.
Все остальное выглядит как сон.
То, как существо скользит в глубине, словно танцор, его скрытая на дне пещера, как оно ждет там Стрикланда, как оно не сражается за свою свободу, как обезьяньи крики разносятся под водой, и как еще до того, как Стрикланд нацеливает гарпун, существо тянется к нему…
Жабробог, Джунглебог. Они могут быть одним целым. Могут быть свободными.
Он сильно трет глаза, отсекая воспоминания.
Хойт либо проглатывает версию Стрикланда с оберткой, либо ему просто все равно. Надежда заставляет дрожать сжимающие трубку руки Стрикланда, и он молит: отправьте меня домой.
Не важно, что он больше не помнит, что такое дом.
Но генерал Хойт – вовсе не такой человек, который отвечает на чужие молитвы. Генерал требует, чтобы Стрикланд выполнил миссию до конца, отвез отловленный образец в аэрокосмический исследовательский центр «Оккам» и приглядывал за безопасностью, пока ученые будут заниматься своими делами.
