Фонарщик - [4]

— Что за черт! — вскричал он. — Чуть не наступил на кошку! У вас, Нэнси, нынче и кошки водятся. А я думал, вы их терпеть не можете!

— Это не моя кошка, — возразила Нэнси, — прогоните ее!

Но котенок бросился в сторону, забился под стол, а потом, прошмыгнув между ногами ловивших его мужчин, вскочил на руки Герти, тревожно следившей за каждым его движением.

— Что это за кошка, Герти? — спросила Нэнси.

— Моя, — смело ответила девочка.

— Это еще что за новости? Кто тебе позволил держать кошек?

Девочка не решалась сказать, кто дал ей котенка: Нэнси и так была сердита на фонарщика за то, что он заступался за Герти. Девочка не умела лгать. Она промолчала и залилась слезами.

— Ну ладно, оставь ее, Нэнси, — сказал один из жильцов, — и давай нам скорее ужинать!

Нэнси стала собирать на стол, продолжая ворчать.

Как только закончился ужин, перед дверью остановился шарманщик. Мужчины вышли и присоединились к толпе, состоявшей главным образом из жильцов их дома, которых особенно забавляла танцующая под музыку обезьянка. Герти подошла к окну, чтобы поглядеть на это увлекательное зрелище. Восхищенная прыжками зверька, не отрывая от него глаз, она не заметила, как котенок выскользнул из ее рук и, запрыгнув на стол, набросился на остатки ужина. Вдруг она услышала сердитый окрик Нэнси и увидела, как та схватила котенка. Девочка вскочила и вцепилась в руку Нэнси, стараясь отнять своего любимца.

Нэнси грубо оттолкнула ее и швырнула котенка прямо в чан с горячей водой. Котенок недолго бился и вскоре затих.

Тогда Герти пришла в ярость. Она схватила стоявшее около дверей полено и запустила им в Нэнси. Она метила верно: полено попало прямо в голову женщины. Кровь потекла из раны, но Нэнси почти не заметила этого — так велик был ее гнев. Она набросилась на Герти, схватила ее за плечи и, открыв дверь на улицу, вышвырнула девочку на тротуар.

— Чтоб и духу твоего здесь больше не было, чертовка! — крикнула она, вернувшись в дом и оставив ребенка на улице в темную, холодную ночь.

Герти в криках изливала все свое горе и злобу. Она не рыдала, как обыкновенно делают дети, а испускала частые пронзительные вопли. Герти не думала о себе, о том, что она может замерзнуть… Нет, она думала только о единственном существе, которое она любила и которое погибло такой лютой смертью. Обессилев, она легла ничком у стены и не видела и не слышала ничего, что делалось вокруг.

Вдруг она почувствовала, что кто-то ее поднимает. Это был фонарщик. Узнав Герти, он начал расспрашивать, что с ней случилось. Но Герти только твердила: «Моя кошечка! О, моя кошечка!»

— Как, та, которую я тебе дал? Ты потеряла ее? Не стоит из-за этого плакать.

— Нет… Не потеряла… О! Бедная моя кошечка! — в отчаянии кричала девочка.

В то же самое время бедное дитя кашляло так сильно, что Труман испугался за нее. Старик не знал, как ее успокоить; он говорил, что она сильно заболеет, что ей надо идти домой.

— Нет, нет, она меня больше не пустит, — ответила Герти, — да я и сама не пойду!..

— Кто тебя не пустит? Твоя мать?

— Нэнси Грант.

— Кто такая Нэнси Грант?

— Злая женщина, которая утопила моего котеночка в кипятке!

— А где же твоя мать?

— У меня нет матери!..

— Чья же ты, моя бедная крошка?

— Ничья.

— У кого же ты живешь?

— Жила у Нэнси Грант, но я ее ненавижу! Я бросила полено ей в голову, и жаль, что не убила…

— Молчи, молчи. Нельзя так говорить. Постой, я потолкую с ней.

Фонарщик пошел к дому и хотел повести за собой Герти, но та сопротивлялась, да так энергично, что он вынужден был оставить ее на улице. Он вошел прямо в комнату, где Нэнси в этот момент перевязывала себе голову старым платком, и стал говорить, что надо взять ребенка с улицы, что девочка замерзнет.

— Пусть мерзнет! — ответила Нэнси. — С меня довольно! Это какое-то проклятие, какое-то дьявольское отродье! Удивляюсь, как я могла держать ее до сих пор. Надеюсь никогда больше ее не видеть. А что, по-вашему, я должна взять ее? За то, что она пробила мне голову?!

— Но куда же ей деваться? — сказал Труман. — Ведь в такой мороз она может замерзнуть и умереть.

— Да вам-то что за забота? Берите ее к себе, коли хотите, а я уж довольно терпела от нее! Пусть замерзает, мне это безразлично. Но не бойтесь: эти дети, которые появляются неизвестно откуда, не так-то легко погибают. Это дитя улицы, пусть город о ней и позаботится; и вы поступите разумнее, если пойдете своей дорогой и займетесь своими делами.

Труман не стал настаивать. Горящие гневом глаза Нэнси, ее угрожающий вид не предвещали ничего хорошего, и он предпочел благоразумно удалиться, прежде чем разразится буря.

Когда он вернулся, Герти уже не плакала.

— Ну, вот, — сказал он, — она не берет тебя.

— Какое счастье! — воскликнула девочка.

— Куда же ты пойдешь?

— Не знаю. Можно мне пойти за вами и смотреть, как вы будете зажигать фонари?

— А потом? Где ты будешь спать?

— Уж и не знаю. На улице, наверное. Буду смотреть на звезды. На улице не очень темно. Вот только холодно!..

— Холодно? Да ведь ты замерзнешь раньше, чем настанет утро.

— Что же тогда делать?

Труман со страхом смотрел на Герти. Он не мог оставить ее на улице, да еще в такой холод. Но что делать? Привести ее к себе? Он был беден и жил один.