Вгляделся я и узнал мою жертву – Фогабала!
Подошел. Глаза безумные, лицо бледное, даже синеватое какое-то.
– Фогабалушка? Здравствуй, милый!
А он поднял над головой руки, потом стал ими хлопать по бокам, как крыльями, и опять заревел:
– «Я ворон здешних мест!» – потом узнал меня и заплакал.
Иван Иваныч снял цилиндр и протянул мне руку.
– Прощайте. Я ему сырку снесу… Он там, в подвале живет.
Иван Иваныч тихо зашагал через шоссе, ни разу не оглянувшись. Только у входа в скаковую аллею остановился, снял цилиндр, махнул мне и тотчас же, двинувшись дальше, скрылся за поворотом аллеи. Это был последний цилиндр, который я видел.
Я продолжал одиноко сидеть на уцелевшей бульварной скамейке против «Яра», этого великолепного храма разгула прожигателей жизни, – роскошного каменного и стеклянного дворца, выросшего из старого деревянного здания одновременно с железными и каменными трибунами, воздвигнутыми на месте старых, деревянных. Иван Иваныч когда-то говорил: «На мой век хватит „Яра“ и „Стрельны“, – говорил это уверенно, глядя на новый каменный „Яр“, выросший за счет тотализатора. Публика скачек и бегов была постоянной публикой этого ресторана.
Как на службу, являлся ежедневно Иван Иваныч в сверкающий огнями и переполненный щегольской публикой ресторан. Входил лоснящийся, пузатый, гордым и вместе с тем добродушным взглядом окидывал все столы и, направляясь к эстраде, за свой постоянный столик, раскланивался направо и налево.
– Иван Иваныч! Иван Иваныч, к нам! – раздавалось со всех сторон.
И он каждому отвечал, каждого по имени-отчеству называя, и садился там, где компания казалась ему наиболее подходящей. Он везде был желанный гость.
И вот я вспомнил сейчас, когда увидел его в первый раз, почему обратил на него внимание. Обстановка, при которой это произошло, неповторима, как и люди того времени, и стоит того, чтобы описать ее, а происходило все это более полувека назад.
