Флотская богиня - [85]

— Как-то я пытался всерьез изучать немецкий, — проворчал капитан-лейтенант, озорно посматривая куда-то в сторону. — Но ни черта у меня не получалось. В училище по этому предмету мне только потому и поставили «тройку», что, сжалившись, учли мое пролетарское происхождение.

— Ничего, — успокоила его Степная Воительница, переходя на немецкий. — Война, судя по всему, предстоит долгая, так что успеете подучиться.

— Из сказанного тобой я, в общем-то, мало чего понял, — простодушно признался комбат, — но знаю точно, что в случае необходимости переводчик в моем отдельном батальоне уже имеется.

14

Комбат добавил еще что-то, но Евдокия не расслышала, что именно, поскольку все внимание ее привлекло появление у админкорпуса, где десантники ждали появления отбывшего на заправку грузовика, главврача Христины Нерубай.

— Ефрейтор Гайдук, ко мне!

Степная Воительница тут же поблагодарила предков за то, что по фамилии пол ее установить невозможно.

— Только не выдавайте меня, пожалуйста, Христина Никифоровна, — еще на ходу вполголоса взмолилась Евдокимка.

— Кому не выдавать, голуба моя невенчанная?

— Им, всем… В списке я значилась как «Гайдук Евдок. Ник.», и комбат принял меня за Евдокима. За парня то есть.

— В перевоплощения поиграть захотелось? По стопам «кавалерист-девицы» Дуровой решилась пойти, голуба моя невенчанная? — не очень-то удивилась главврач. Видно, за годы работы в военном госпитале она уже разучилась чему-либо удивляться. — Слышала о такой?

— Ее преподавательница одна наша обожала, — ответила Евдокимка, имея в виду Анну Жерми. — О судьбе рассказывала. Но только в отличие от «кавалерист-девицы» у меня это самое перевоплощение произошло не по моей вине, а как-то само собой.

— Что ты передо мной оправдываешься, голуба моя невенчанная? — попыхивала «козьей ножкой» подполковник Христина. — Взять меня — так и перевоплощаться уже нет смысла. Так или иначе, а я даже забыла, когда женщиной себя чувствовала. Только не подумай, что бравирую. Наоборот, стыжусь. Смотри, как бы и тебе устыдиться не пришлось.

— А я уже зачислена в десантный батальон морской пехоты, как боец, как мужчина, о чем можно только мечтать[26].

— А вот это уже и на диагноз тянет! — Нерубай, почти не открывая рта, произвела на свет некое унылое, монотонное «кги-ги-ги-ги» — подобное ржание можно было услышать разве что от старой некормленой лошади.

Но впервые за все встречи с главврачом Степная Воительница вдруг увидела, как эта резкая, суровая с виду женщина… улыбается.

— Зачем я стану выдавать тебя, голуба моя невенчанная? Тебя сама природа женская выдаст. Говорю тебе: оставайся в госпитале. Медсестрой оформлю; специальные курсы как раз открываются…

— Но я воевать хочу, как обычный боец.

— Тогда природу свою признай, голуба моя невенчанная, и воюй медсестрой. Давай я сама с твоим комбатом поговорю. Эй, капитан!

— Умоляю: не надо! Меня тут же выгонят из морской пехоты, еще и подумают черт знает что. Словом, засмеют.

— И подумают! — цинично напророчила ей главврач. — И дай-то бог, чтобы ведь только засмеяли, а не все остальное и прочее с тобой сделали…

— Хоть вы не пугайте! Сама по этому поводу издергалась.

— Она, видите ли, издергалась! — вновь хохотнула подполковник, увлекая ее за собой, в здание, чтобы уже в кабинете своем продолжить: — …А как ты выживать в табуне изголодавшихся по женскому телу мужиков собираешься — об этом ты подумала, голуба моя невенчанная?

— Да как-нибудь приспособлюсь.

— Ага, «приспособишься»?.. При первой же штыковой атаке приспособишься! Смотри, чтобы за трусость под трибунал не отдали.

— Из-за этого меня не отдадут. Мне ведь в бою уже приходилось бывать. Я даже немцев убивала. Так что трусости я не боюсь.

— Трусости, — улыбнувшись, Христина Никифоровна предложила ей сесть, — мы все не боимся. А вот крови да смерти, которую тебе на кончике штыка преподносят? Я ведь, голуба моя невенчанная, тоже повоевать успела, еще в Гражданскую. Впрочем, это к диагнозу не относится. Кстати, тобой тут из органов интересовались. Подполковник Гайдук. Знаешь такого? Из Харькова дозвонился.

— Дядя мой. Когда мы расставались, был майором.

— В войну по службе быстро продвигаются; правда, гибнут еще быстрее. Просил взять тебя под опеку. Обрадовался, что все обошлось. Почему не сказала, что дядя твой — в НКВД и при высоких должностях?

— Что ж об этом говорить на всех перекрестках?

— На перекрестках — боже упаси, а в кабинетах — не стесняйся, — поучительно молвила Нерубай. — И еще… Забыла сказать… Некий подполковник Гребенин о судьбе твоей справляться изволили-с. Вчера-с еще.

— Неужели Гребенин? — вмиг вспыхнули глаза девушки. — Как же ему удалось разыскать меня?

— Догадаться нетрудно — благодаря капитану Зотенко, который запомнил номер нашего госпиталя. Обнаружить, где мы базируемся, было не так уж и сложно.

— Извините, но, что он, этот подполковник Гребенин, говорил?

— О… Господин подполковник желали-с вашего выздоровления и просили передать, что теперь они, вместо погибшего полковника (не помню фамилии) командуют полком.

— Почему вы так о нем? — спросила ефрейтор главврача. — По-моему, обычно он говорит спокойно и совсем не так, как многие другие — с криками и матом…