Флот и крепость. Синопский бой - [25]

Но «Бессарабия» имеет всего двести двадцать сил, так что особого труда не будет догнать ее или по крайней мере подойти к ней настолько, чтобы оттуда разглядели сигнал адмирала, а направление обоих пароходов одно — на Севастополь.

Корнилов почти безотрывно наблюдал рангоут парохода и трубу его, которые становились все отчетливей, но ходом «Владимира» он был недоволен. Он волновался. Несколько раз срывалось у него с языка разочарованно:

— Неужели это в самом деле «Бессарабия»?.. Какая досада!

Но прошло еще три четверти часа, и он сказал Железнову:

— Ага, нас там заметили, наконец!.. И, кажется, принимают за турок! Смотрите!

Железнов взял корниловскую трубу и воскликнул:

— Меняют курс к берегу! Вот так умницы!

— Прикажете, ваше превосходительство, идти на пересечку? — спросил Бутаков.

— Разумеется! И поднять опознавательный сигнал, — приказал Корнилов.

Ясно было, что с того парохода так же точно наблюдали за «Владимиром» и оставались в недоумении, чей это пароход.

Со стороны эскадры в шесть вымпелов, оставшейся довольно далеко уже позади, никакого вмешательства в действия пароходов не могло быть: стоял по-прежнему штиль. И когда минут через двадцать преследуемый «Владимиром» пароход снова повернул в море, Железнов решил:

— «Бессарабия»! Разглядели, что мы свои… Опознавательный сигнал помог…

На лице Корнилова сквозило явное неудовольствие, и он проговорил сердито:

— Черт знает что! Отчего же они видят сигнал и не отвечают?.. Григорий Иваныч! Прикажите поднять русский флаг!

Бутаков бросился исполнять приказ, и результаты сказались вскоре: пароход вдруг пошел назад, навстречу «Владимиру», но… поднятый на нем флаг был турецкий.

— Вот вам и «Бессарабия»! — торжествующе обратился Бутаков к Железнову.

Он мог торжествовать не только потому, что, усомнившись в самом начале, оказался теперь совершенно прав, но и потому также, что торжественно было и лицо Корнилова. Не то чтобы мелко радостно, а именно торжественно: перед ловцом появившись, сам на ловца бежал зверь…

Однако бежал он недолго: разглядев русский флаг, там круто повернули снова назад. Но этот маневр был уже бесполезен: еще несколько минут, и «Владимир» подошел к турецкому пароходу на пушечный выстрел.

По знаку Корнилова этот выстрел и был сделан, — ядро шлепнулось около самого носа парохода… Вдруг пароход, стоявший к «Владимиру» левым бортом, окутался пороховым дымом, блеснули желтые огоньки, раздался грохот орудий… Огоньков насчитано было пять: пароход оказался десятиорудийным.

«Владимир» имел небольшое преимущество: всего на одно орудие больше, — но из его пушек три было пексановских, 68-фунтовых, так что сила его залпа значительно превосходила силу залпа турецкого парохода. Однако капитан этого парохода не спустил флага, как ожидал Корнилов, он решил сражаться.

Как узнали потом, он был черкес родом, мамелюк адмирала египетского флота, Саида-паши, человек мужественный, уже немолодой.

На залп его парохода ответил залпом «Владимир», и ядро сбило флагшток с турецким флагом, но тут же проворно поднят был новый флаг.

Так начался в десять часов утра 5(17) ноября 1853 года на Черном море первый в истории флота бой парохода с пароходом, причем оба они были колесные. Раскаты орудийных залпов этого именно боя и донеслись до эскадры Нахимова, вызвав со стороны флагмана попытки помочь своим.

Не нужна была, впрочем, эта помощь: матросы «Владимира» стреляли гораздо лучше турецких, то и дело дававших перелеты.

Лавируя около турецкого парохода, Бутаков заметил, что кормового орудия он не имеет и лишен будет возможности защищаться, если стать ему в кильватер и открыть по нему продольный огонь.

— Так можно скорее заставить его сдаться, — говорил Бутаков Корнилову об упорном капитане турецкого парохода.

«Владимир» стал за кормой противника, но успел сделать один за другим только два залпа, как турок повернулся к нему бортом и, отстреливаясь, решительно направился к берегу.

Между тем уже около трех часов тянулась перестрелка, и видно было, что турок достаточно побит: на корме зияло большое отверстие. Корнилов опасался, что пароход затонет и придется спасать на шлюпках его команду, а приза не будет.

— Сблизиться на картечный выстрел, — приказал он Бутакову.

Трудно было предположить, что меткая пальба из орудий, нанеся видимый вред и корпусу и рангоуту судна, не вывела из строя многих его защитников, однако сопротивление не слабело. На «Владимире» ни один человек не пострадал.

— Картечь и абордаж!.. Это единственное, что осталось, — возбужденно говорил Корнилов и, обратясь к Железнову, добавил: — Сойдите-ка в каюту, принесите мне мой пистолет… А то вдруг при абордажном бое может оказаться, что их команда больше нашей… Может быть, там еще и рота солдат, ведь неизвестно… Так чтобы русскому адмиралу не попасть к туркам в плен, — было бы хоть из чего застрелиться!

Железнов кинулся по трапу вниз и через минуту вернулся с оружием: сам нацепил кавказскую шашку, Корнилову протянул его пистолет.

Пальба между тем прекратилась, и был слышен только перебор лопастей пароходных колес, похожий на топот коней, скачущих галопом.