Флорентийский волшебник - [28]

Глава вторая Венгерская лошадка

Случилось это месяца два назад, в один из воскресных дней.

Верный старой привычке, Леонардо в одиночестве гулял по окрестностям города. Рано утром он поднялся к фьезольским виллам и, отдавая дань старине, в отличном расположении духа заглянул в сад одной из вилл, где, согласно преданию, более ста лет назад развлекалась пикантными историйками компания юношей и девушек, сбежавших в 1348 году из Флоренции от эпидемии чумы. Эти забавные рассказы тут же брал на заметку маэстро Боккаччо. Леонардо с улыбкой вспоминал теперь некоторые из них.

Лето стояло в своей буйно-зеленой красе. Леонардо достал альбом для эскизов. Но рисовать принялся не знаменитую виллу и не беседку, в которой озорная молодежь некогда смеялась над смертью и где сейчас потягивался сонный черный кот. Повернувшись лицом к соседнему полю, он запечатлел унылую корову и отдыхающего неподалеку ослика.

Пастушок играл на свирели, и Леонардо казалось, что нынче вовсе не воскресенье, праздник христиан, а веселое утро в античном мире, где сам он – безмятежный язычник, подглядывающий за Паном, который выманивает очаровательные мелодии из пастушьей свирели.

Вскоре смолкла музыка идолопоклонника Пана. В тишине нежилась согретая солнцем земля, вокруг царил безмятежный покой. Даже ветерок, и тот отдыхал. Вдруг в небе показалось черное пятно – над головой парила птица. Вот она с распростертыми крыльями бросилась неподалеку от Леонардо на землю. Может быть, это был ястреб, а может, другой крылатый хищник. Леонардо тут асе представил себе, как тот терзает, рвет горбатым клювом свою жертву. У Леонардо даже мороз пробежал по коже. Но отвести взгляда от хищника он не мог. Птица с несчастной жертвой – беспомощным зайчонком в когтях – уже взмывала ввысь. Пока можно было различать птицу, Леонардо провожал ее глазами, наблюдая за равнодушными взмахами ее крыльев.

Потом он что-то отметил на полях альбома с помощью своих особых условных знаков. Собственно, это было всего-навсего зеркальное изображение слов – для Леонардо не составляло труда так писать: будучи левшой, он писал справа налево.

Затем он встал, стряхнул с себя истому и зашагал дальше. Миновав ряд вилл, обошел город и, следуя по пути солнца, пошел на запад.

Обед его был скромен: несколько фиников и краюшка хлеба. Когда ему захотелось пить, он постучался в хибарку виноградаря.

Дверь вскоре отворилась. На порог вышла старая женщина. Взглянув на путника, она в ужасе всплеснула руками и замерла; безмолвно вздрагивая, она слушала молодого человека. Леонардо ласково пытался успокоить ее: зачем же пугаться, он просто хотел попросить воды.

Губы старухи дрожали. Едва владея отказавшими от страха руками, она покрывала грудь крестным знамением.

– Ну чего вы меня боитесь? – мягко спросил Леонардо. Наконец, с уст старухи слетели слова:

– Нет, не боюсь я. Ко всем ведь приходит смертный час. Пожила – и хватит.

– Вы, верно, принимаете меня за разбойника с большой дороги? – засмеялся Леонардо, но, увидев обезумевший от страха взгляд старухи, теплым словом уговорил ее успокоиться.

Наконец она призналась в том, что вызвало в ней такой страх.

Старуха испугалась невиданной красоты гостя, сверкавшего золота волос его непокрытой головы, стройного стана и, может быть, даже чересчур красивого одеяния из небесно-голубого шелка.

– Я приняла вас за ангела. – Старуха опустила глаза. Она была одна дома, сын ее – виноградарь – уехал в Фье-Золе. Вот старуха и решила: очевидно, именно этого момента выжидал всевышний, чтобы призвать ее к себе. – А в нашем стариковском понятии, – поясняла она, – образ ангела смерти уже не темный и страшный, а именно такой прекрасный, как ты, сыночек.

Леонардо растроганно улыбнулся.

Его не впервые называли ангелом, более того, один из друзей увековечил Леонардо в образе архангела Михаила.

Но сейчас он совсем не походил на держащего палаш архангела. Это был попросту красивый молодой дворянин. Беседуя со старой женщиной, он небрежно играл рукоятью кинжала. Эта рукоять – остаток подарка синьора Чести. Сломанный в пещере во время сражения с камнем клинок был заменен другим. Ножны, те же луккские ножны, казавшиеся когда-то столь прекрасными, слегка поблекли от времени. Леонардо подумывал о том, чтобы сменить и их. Он любил новые, красивые вещи. А денег не хватало. Правда, он порядочно экономил на питании, редко позволяя себе что-либо кроме овощей, фруктов, хлеба. Он привык к растительной пище, вернее, вынужден был привыкнуть. Отец, с тех пор как вновь женился, вовсе перестал ему помогать, хотя контора его как никогда процветала…

«Ангела», который, как выяснилось, явился вовсе не за тем, чтобы приглашать в рай, а просто, чтобы напиться, старуха усердно угощала теперь вином, притащив целый кувшин из погреба. Леонардо пил молча, утоляя жажду и слушая рассказ хозяйки о жизни сына: он вдовец, ищет теперь новую жену. Сама она, мать, побаивается: кто знает, какова будет невестка? Поладит ли она с ней?

Тени стали длинными, и Леонардо любезно простился.

У ручья он разулся и перешел его вброд. Прохладная вода приятно освежала усталые ноги.