Флорентийский монстр - [15]

Дело Монстра так потрясло город, что казалось, возвращаются времена мрачного монаха Савонаролы из обители Сан-Марко и его сокрушающих проповедей против пороков века сего. Нашлись и такие, кто использовал Монстра как предлог вновь обвинить Флоренцию в моральной и духовной ущербности, а ее средний класс — в жадности и прагматизме. «Монстр, — писал один корреспондент, обращаясь в газету, — это живое выражение этого города лавочников, погрязших в оргии самолюбования и распущенности, охватившей священников, крупных брокеров, надутых профессоров, политиканов и разных самозваных писак… Монстр — дешевый мститель из среднего класса, прячущийся за фасадом бюргерской респектабельности. У него попросту дурной вкус».

Другие считали, что Монстр должен оказаться буквально монахом или священником. В одном из писем, полученных «Ла Нацьоне», утверждалось, что гильзы, найденные после убийств, обесцвечены, «потому что в монастырях старые пистолеты и патроны целую вечность валяются в каком-нибудь темном углу, забытые всеми». Далее автор письма проводил мысль, уже широко обсуждавшуюся во Флоренции: что убийцей мог оказаться священник савонароловского типа, карающий молодых людей за разврат и прелюбодеяние. Он указывал, что обломок виноградной лозы, которым проткнули первую жертву, мог быть намеком на слова Иисуса: «Я есмь истинная виноградная лоза, а Отец Мой — виноградарь. Всякую у Меня ветвь, не приносящую плода, Он отсекает…»[2]

Детективы из полиции тоже серьезно рассматривали савонароловскую версию и негласно начали поиски священников, отличавшихся странными или необычными привычками. Несколько флорентийских проституток сообщили полиции, что их время от времени нанимает священник с достаточно эксцентричными вкусами. Он щедро платил им не за обычный секс, а за возможность выбрить им лобок. Полиция заинтересовалась сведениями о человеке, который получает удовольствие, действуя бритвой на этом участке тела. Девушки смогли назвать его имя и адрес. Однажды холодным воскресным утром небольшая группа карабинеров и полицейских в штатском в сопровождении пары мировых судей вошла в старинную сельскую церковь, прятавшуюся среди кипарисов в красивой холмистой местности к юго-западу от Флоренции. Визитеры проследовали в ризницу, где священник переодевался и готовил Святые Дары для утренней мессы. Ему показали ордер и объяснили причину визита, уведомив, что намерены обыскать церковь, исповедальни, алтарь и раку, где хранились мощи.

Священник пошатнулся и едва не лишился чувств. Он и не пытался отрицать свое хобби ночного дамского цирюльника, но клялся всеми святыми, что он — не Монстр. Он сказал, что понимает, почему они считают обыск необходимым, но умолял сохранить в тайне его действительную причину и дать ему возможность сначала отслужить мессу.

Священнику позволили отслужить мессу перед прихожанами, к которым присоединились полисмены и следователи. Во время мессы они вели себя как обычные горожане, заглянувшие на службу в сельской церкви. И глаз не спускали со священника, чтобы не дать ему во время службы скрыть какую-либо важную улику.

Как только прихожане разошлись, начался обыск, но единственной находкой оказалась бритва священника, и вскоре подозрение было с него снято.

Глава 6

Хотя журналистской карьере Специ роль хроникера Монстра принесла огромную пользу, он чувствовал себя не лучшим образом. Дикая жестокость преступлений тяжело сказалась на его психике. Его стали мучить кошмары, тревога за безопасность красавицы жены, фламандки Мириам, и их маленькой дочки Элеоноры. Специ жили на старой вилле, превращенной в дом на несколько квартир, и стояла она высоко на холме над городом, в той самой местности, где таился Монстр. Работа над этим делом вызвала у него множество раздумий над мучительными, не имеющими ответов вопросами о добре и зле, Боге и человеческой природе.

Мириам настойчиво уговаривала мужа обратиться за помощью, и он наконец согласился. Однако вместо визита к психиатру Специ, будучи благоверным католиком, обратился к монаху, который немало внимания уделял практике душевного здоровья в своей маленькой келье в развалинах францисканского монастыря одиннадцатого века. Брат Галилео Баббини был мал ростом, носил очки, напоминавшие донышки бутылки из-под коки, за стеклами которых его пронзительные черные глаза казались еще больше. Он вечно мерз, поэтому даже летом носил под монашеским одеянием косматую меховую безрукавку. На вид он казался настоящим средневековым монахом, а между тем получил полноценное образование психоаналитика и докторскую степень в университете Флоренции.

Брат Галилео, консультируя людей, страдающих от тяжелых травм, сочетал психоанализ с христианской мистикой. Его методика не отличалась мягкостью, и он был беспощаден в поисках истины. Он с почти сверхчеловеческой проницательностью открывал темные стороны души. Специ, посещавший его, пока длилось дело, говорил мне, что брат Галилео сохранил ему душевное здоровье, а может быть, и спас жизнь.

В ночь убийства на полях Бартолине пара, проезжавшая по этой местности, разминулась с красным «альфа ромео» в сужении узкой, окаймленной стенами дорожки, столь обычной в окрестностях Флоренции. Две машины разъехались в дюйме друг от друга, и пара отчетливо разглядела водителя встречной машины. Это был, рассказывали они полиции, мужчина в таком возбуждении, что лицо его передергивалось от беспокойства. По их описанию эксперты составили фоторобот: получилось лицо мужчины с жесткими грубыми чертами. Лоб с глубокими морщинами нависал над странным лицом с большими злобными глазами и крючковатым носом, а линия губ была тонкой и плотной, как шрам.