Флоренция — дочь Дьявола - [55]

— Гонората со мной разведётся, — возвестил Метя, принюхиваясь к мясу. — Очень даже аппетитно пахнет, очень даже… Она говорит ещё, что в прошлый раз она кое-что поняла, а в этот раз снова от неё все скрывают, и от страха она уже и спать не может. И все повторяет, что я ей ничего не рассказываю, а если что рассказываю, то не полностью.

— Так рассказывай ей все полностью и не морочь нам голову, — отругала я его. — Ой, забыла про помидоры, они лежат на буфете… Ну ладно, принесу…

— А салата у тебя случайно нет? — робко спросила Мария.

— Кочанный только. Готовить его не стану, но хочешь — возьми.

Я притащила здоровенный початый кочан салата в пакете и положила на стол.

— По-моему, банкет готов. Кто хочет, пусть сам себе отрывает, а я больше ничего не стану делать. Говори, что дальше было! Как её склонили к разговорам?

Януш, к счастью, в середине дня чем-то пообедал, поэтому не был очень уж голоден и мог говорить.

— Очень просто. Дали ей возможность выбрать: либо даёт показаний, либо возвращается на родину. Она ни секунды не раздумывала, умоляла только, чтобы пощадили мужа. Они играют на скачках.

— Ха!.. — прокомментировал Метя и махнул ложкой, с которой слетел небольшой кусок мяса и шлёпнулся в вазочку с цветами.

— Оказывается, они входят в ту самую шайку, что орудует на ипподроме, — продолжал Януш. — Её муж что-то вроде казначея, то есть кассира, потому что они, разумеется, делают все это в складчину, а не индивидуально. Стадный инстинкт. Выигранные на скачках деньги он должен менять на доллары и пересылать в Минск, шефам. Он уже долгое время этих обязанностей не выполняет, деньги оставляет для себя, а шефам врёт, что игра идёт плохо. Осика должен как раз служить примером, что эти польские жокеи не хотят подчиняться. А девушка чувствует, что дело вот-вот лопнет, потому и стала мечтать о бегстве. Сердцем чует опасность.

— Ах, души славянские наши… — с чувством проблеял Метя.

— Тише ты! И что дальше?

— Предвидя репрессии со всех сторон, она стала настаивать, чтобы все уехали, а они её наказали при помощи пистолетного ствола. Разумеется, девушка понятия не имеет обо всех подробностях их бизнеса, непосредственного участия ни в чем не принимает, и полиции пришлось о многом просто догадываться на основании её показаний. Зато у девушки вырвалось, что нападения на выигравших на ипподроме — это совсем другое дело и даже другая шайка. Наверное, мафиози поделили роли или даже между собой конкурируют. Можно сказать, что это две ветви власти, законодательная и исполнительная: одни культурно угрожают, а вторые занимаются воплощением угроз в жизнь.

— Да нет, это скорее деление на работников умственного и физического труда, — заметила я.

— Что-то в этом роде.

— Ну а дальше? — нетерпеливо погоняла нас Мария.

— А дальше девушка умоляла, чтобы её оставили в камере, — продолжал Януш. — Поводов на самом деле не было, из жалости ей продлили арест ещё на двадцать четыре часа, а сегодня выпустили. Номер квартиры она в конце концов сказала, поручик Пелек проводил её туда, в квартире застал симпатичного молодого человека, которого даже не стал допрашивать, а сразу же сказал, что если дама столкнётся с неприятностями, то полиция уже знает эту компанию и церемоний разводить не будет.

— Это был её муж, этот парень? — спросила Мария.

— Нет, один из дружков мужа. Пелек проверил его паспорт, притворившись, что о их делах никакого понятия не имеет, чтобы девушку не подвергать опасности. Русские снимают эту квартиру у женщины, которая переселилась к своей родственнице, очень хорошо ей платят, но не это главное. Живут они там вчетвером. Среди них некий Василий Станиславович Игнатов.

Я едва не подавилась куском помидора.

— Холера! — сердито сказала я.

— А что? — полюбопытствовал Метя.

— Как это что, это же тот самый, со скачек! Зося мне сказала его фамилию. Игнатов, мать его такая-сякая!

— Вот именно! — подхватил Януш. — Что было на скачках? Я знаю окончательный результат, но одно дело, когда директор разговаривает с тобой, и совсем другое — когда с полицией.

— Не знаю, кому в итоге от этого лучше — мне или полиции. Я увидела этого Игнатова собственными глазами и помчалась к директору. Что такое, вежливо спрашиваю, что за дела, этого типа тут на дух не должно быть! Директор не из тех, кто разбрасывается государственными тайнами, но весьма дипломатично дал мне понять следующее: пропуск у типа отобрали под каким-то там предлогом, а с понедельника появились угрозы. Кажется, по телефону. Из министерства иностранных дел, какой-то там кретин…

— Сперва надо проверить, где он живёт и на чем ездит, а потом уже можно делать вывод, кретин это или очень разумный человек, — наставительно сказал Метя.

— Не перебивай! — накинулась на него Мария. — И что этот разумный человек?

— Оказал давление, — мрачно и ехидно пояснила я. — Дескать, не надо подвергать дискриминации иностранцев, откуда бы они ни были. Вышеупомянутый иностранец ведёт себя культурно, воспитанно, водку к бигосу пьёт умеренно, в предосудительных поступках не замечен. Повода для притеснений не даёт, так что зачем нам международные недоразумения. Если министерский гангстер оказывал давление ещё на каком-нибудь основании, директор мне об этом ничего не говорил. Ему все это, разумеется, страшно не понравилось, но он и этого не сказал. А мне все больше кажется, что, выкинь их директор с ипподрома, директорша сегодня была бы вдовой. Потому я и хочу при оказии спросить, что с теми пулями, которые вынули из председателя попечительского совета, ибо мне этого ещё не рассказывали.