Флобер - [22]

Он снова садится за письменный стол. Литературная обработка записей, сделанных во время путешествия, дается ему с большим трудом и доставляет немало мучений. Кажется, что он на пороге сильнейшего нервного срыва. Гюстав впервые сталкивается с подобными трудностями. Он испытывает настоящие муки творчества. Кажется странным, что он переживает из-за такой, казалось бы, банальной и довольно условной на первый взгляд работы, как «путевой дневник». До этого момента Гюстав легко и свободно владел словом, о чем можно судить по его обширной переписке, которая составляет неотъемлемую часть его творческого наследия. И все же многочисленные ранние сочинения — «Мемуары безумца», «Ноябрь» и даже «Воспитание чувств» в редакции 1845 года — выходили из-под его пера с завидной легкостью, возможно, еще и потому, что в своих первых литературных произведениях он во многом подражал своим кумирам из числа известных писателей того времени. Теперь же настало время найти свой собственный почерк. Гюстав знает, что ему надлежит делать: надо всего лишь преодолеть одну ступень. Как оказалось, это совсем не так просто. Вот что он пишет Луизе в октябре 1847 года: «Если бы ты знала, какой это изнурительный писательский труд! Он отнимает все мои силы. Я работаю, не разгибая спины. Это изматывает меня и расшатывает нервы. Я досадую на себя, терзаюсь и мучаюсь. Бывают дни, когда я чувствую себя совсем разбитым и больным, а по ночам у меня жар… Какая глупая навязчивая идея — тратить жизнь на то, чтобы корпеть над каждым словом и трудиться весь день, чтобы довести до ума несколько фраз».

В самом деле, он уже вступил на путь самоотречения, которое позволит ему в своем творчестве достигнуть реальных, а не мистических высот. Работа над художественной формой будет для него и землей обетованной, и одновременно мученичеством. Флобер, как Сезанн или Бетховен, самоутвердится не только как творческая личность, но и как великий творец новых художественных форм. Начиная с этого момента, ни одна из его книг не будет написана с прежней легкостью.

Впрочем, он нисколько не думает о том, чтобы издать эту книгу. Ее никто не прочитает, разве что «королевский прокурор по причине того, что некоторые размышления могут ему не понравиться»[99].

У Флобера в голове уже зреет другой, более серьезный, замысел. Тема «Искушения святого Антония» занимает все его мысли. Эта «старая причуда», как он скажет в 1870 году, только-только начала волновать его воображение. Он перечитывает множество религиозных книг, интересуется разными еретическими христианскими учениями, изучает древнюю историю религиозных культов. Гюстав проделывает огромную подготовительную работу.

Святой Антоний, отшельник, сублимирующий свои неудовлетворенные желания в галлюцинациях и видениях, — это сам Флобер. Как пишет Жан Поль Сартр, «поскольку он не может самоутвердиться через обладание, Гюстав самоутвердится через желание, то есть через то, чего не будет иметь. Гюстав останется навсегда неудовлетворенным. <…> Это самоотречение, от которого хочется рычать и выть»[100].

О своем новом замысле, об этом «водосбросе», как он позднее выразится, где смешались невероятные картины, фантастические видения, размышления о самых разных религиях, Флобер ведет бесконечные разговоры со своим школьным другом, который снова появился в его жизни, — Луи Буйе. Жизнь не баловала этого молодого человека. Он был интерном в больнице Руана. И, как мы знаем, доктор Флобер, отец Гюстава, указал ему на дверь. Безусловно, у доктора были для этого самые веские причины. Медицина явно не была призванием Буйе. И теперь этот молодой человек с мягким характером и тонким вкусом зарабатывал себе на жизнь тем, что давал уроки отстающим ученикам. Благородное занятие, но отнимающее слишком много времени, чтобы заниматься литературным творчеством, в частности поэзией. Ему оставалось лишь с грустью мечтать о том, чтобы посвятить себя любимому делу. И вот этот достойный во всех отношениях человек займет после смерти Альфреда Ле Пуатвена важное место в сердце и жизни Гюстава. Друг, работа, теплый домашний очаг… Париж далеко, и гневные письма Луизы, всегда готовой обрушить на него гром и молнии, все меньше и меньше его трогают.

Во Франции, между тем, накаляются политические страсти. Правительство Луи Филиппа уходит в отставку под двойным натиском со стороны республиканского левого большинства и буржуазии, рвущейся к власти, которой лишилась во времена Реставрации. Флобер не примыкает ни к тому, ни к другому, ни тем более к третьему лагерю. Он не монархист, не социалист. Он с большим презрением относится к буржуазии, несмотря на то что сам принадлежит к этому классу общества и ведет буржуазный образ жизни. Ему нужно совсем иное. Он видит себя прежде всего творческой личностью, артистом, художником, мастером слова — солью земли, по его мнению.

В Руане, как и во всей французской провинции, начиная с конца 1847 года протестное движение выражается в форме банкетов, организованных реформистами. На один из таких банкетов отправляется Флобер вместе с Луи Буйе. Вот как он описывает его Луизе: «Я присутствовал на банкете реформистов! Какой вкус! Какая кухня! Какие вина! И какие произносятся речи! <…> Какое печальное зрелище представляют собой эти люди. Какая грусть охватывает ваше сердце, когда вы видите перед собой такую вопиющую и воинствующую глупость»