Флейта Аарона. Тень в розовом саду. Прусский офицер. Солнце - [29]

— Вы согласны?

— Да, вполне.

— И я тоже вполне согласен. Тогда я спросил ее, что она думает о женской любви. Она сказала: «У женщин побуждением к любви служит не страх, а скука. Женщины в этом отношении похожи на скрипачей: лучше какая угодно дрянная скрипка, чем пустые руки и невозможность извлекать звуки».

— Ну, да. Это то же, о чем я говорил: желание извлечь из жизни как можно больше наслаждений, — отозвался Аарон.

— Ты служишь источником наслаждения для меня, а я для тебя — вот ваша философия любви.

— Именно.

— Так знайте же, Аарон, — подчеркивая слова, сказал Лилли, — что ни теперь, ни в будущем я не хочу быть поставщиком удовольствий для вас.

— Предпочитаете искать новые удовольствия для себя на Мальте?

— Хотя бы и так!

— Да. А через пять минут выискивать для себя еще что-нибудь новое?

— Может быть.

— В таком случае желаю вам доброго пути и всяческой удачи.

— И я желаю вам всяческой удачи, Аарон.

С этими словами Лилли отошел в глубину комнаты и принялся мыть посуду, Аарон сидел один, в освещенном лампой круге, перелистывая нотную тетрадь с партитурой «Пелеаса и Мелисанды».

Вдруг Аарон встрепенулся, взял свою флейту и стал тихонько наигрывать отдельные места из лежавшей на коленях оперной партитуры. Он не играл с тех пор, как заболел. Флейта звучала у него не совсем уверенно, но все же полным бархатистым тоном. Лилли подошел к нему с тарелкой и полотенцем в руках.

— Ааронов жезл опять зацвел! — сказал он с улыбкой.

— Что? — не понимая, поднял на него глаза Аарон.

— Я говорю: Ааронов жезл опять зацвел.

— Какой жезл.

— Ваша флейта.

— Да, она зацвела, чтобы принести мне плоды в виде хлеба с маслом и прочего необходимого пропитания.

— А разве других почек на нем не бывает?

— Каких вам еще почек? — с досадой ответил Аарон и вновь погрузился в музыку.

Лилли, перемыв и вытерев посуду, взял книгу и сел по другую сторону стола.

— Итак, вам совершенно безразлично, увидимся ли мы еще когда-нибудь? — неожиданно произнес Аарон.

— Вовсе нет. Я от всей души желаю, чтобы что-нибудь закрепило нашу связь.

— Если вы этого действительно желаете, то почему же этой связи нет между нами сейчас?

Потянулось несколько молчаливых мгновений, полных напряженной враждебности.

— А все-таки мы, вероятно, будем еще некоторое время искать друг друга для таких дружественных излияний, как сегодня, — начал опять Аарон.

— Уверен в этом, — ответил Лилли. — Поэтому я и напишу вам адрес, по которому вы всегда сможете найти меня.

Он взял клочок бумаги и тут же написал адрес. Аарон прочитал его, сложил и спрятал в жилетный карман. Адрес был итальянский.

— Да, но как же я попаду в Италию? — спросил Аарон. — Вы умеете изворачиваться в обстоятельствах, а я всегда привязан к какой-нибудь службе.

— Вы со своим цветущим жезлом, своей флейтой, и своим умением очаровывать людей можете, напротив, чувствовать себя вполне свободным и делать все, что вам вздумается.

— В первый раз слышу о каких-то своих чарах!

— Странно, потому что они у вас очень сильны… Не сегодня, завтра кто-нибудь непременно увлечется вами, и вы сможете жить этим увлечением, как всяким другим источником дохода.

Аарон гневно взглянул на Лилли и промолчал.

— Во всяком случае, — заговорил он через некоторое время, — с вами мы находимся в очень различном положении.

— Почему?

— Вы можете жить своим литературным трудом, а я навеки прикреплен к необходимости иметь службу.

— Только и всего?

— А вам этого мало? Вы не понимаете, какими преимуществами вы пользуетесь в жизни?

— Дорогой мой Аарон, между нами нет никакой разницы, кроме кажущихся преимуществ моей профессии. Если оставить в стороне мою профессию, которая заключается в том, чтобы писать о несуществующих вещах, — мы с вами совершенно одинаковые жалкие маленькие человечки, сидящие вместе в утлой лодчонке среди огромного океана жизни.

— Ну, пусть так. Перестанем об этом спорить, — устало произнес Аарон.

— Да. Пожмем друг другу руки в знак единомыслия и ложитесь спать, дружище! Вы еще не совсем оправились от своей «испанки», и лицо у вас бледнее, чем следовало бы.

— Вы хотите освободиться от меня?

— Перестанем ссориться, — с мягком укором сказал Лилли.

— Хорошо. Я лягу спать.

Аарон положил на рояль ноты, собрал флейту в футляр и ушел за ширму. Среди установившегося в комнате молчания, благодаря которому явственнее стал слышен снизу глухой шум лондонских улиц, Лилли погрузился в чтение книги о кабилах.

Аарон, уже полураздетый, вдруг снова появился из-за ширмы и уселся в кресло.

— Скажите все-таки, в чем заключается разница между мной и вами, Лилли? — спросил он.

— Да ведь мы уже пришли к соглашению по этому вопросу и ударили по рукам: мы отличаемся только профессией.

— Вы неискренни. Вы все-таки считаете себя образованнее и лучше меня. Признайтесь!

— Скажите, а вы-то сами искренно считаете, что я образованнее и лучше вас?

— Не считаю, потому что не вижу для этого оснований.

— Не видите оснований, следовательно, этого и нет. Успокойтесь, пожалуйста; ложитесь в постель и засните сном праведника, выздоравливающего праведника! А меня больше не мучайте.

— Я вас мучаю!

— Конечно. Разве вы этого не замечаете?