- Хочу тебя, горе ты моё, е*****. ***** ***** **** Я тебя люблю!!!! - и подмигивает. - Так устроит?
От возмущения не хватает слов, но я благополучно нахожу им замену. Велик и могуч русский мат. При желании мы с Алексом могли бы стать адептами анти-лингвистической секты. Кто сказал, что это пошло и у*****. Мат - это произведение искусства, языковой абстракционизм, кубизм Пикассо в раскладке ассоциативных образов, когда надеть шапку на х**, чтобы уши не замёрзли, совершенно естественно.
Надеваю ему гипотетическую шапку, метафорическое ведро и сверху - авангардный памятник мысли на голову.
"Кицунэ, моя зеленоглазая рыжая лисица, ради тебя я готов на всё, в том числе и на ссору с Алексом".
- ***ть. Ненавижу тебя, ты просто грёбанный ***с. ***ок. Е***сь **** сам с собой **** и **** со своим синяком ***
Иногда и на меня находит вдохновение.
Пакет со льдом улетает на пол.
- Всё, пиздёныш. Допросился. Я тебя в***у, раз****у как шпроту **** - решительно сообщает Алекс, отбрасывая в сторону пояс халата и заваливает меня на распятие постельной Голгофы.
- За*бу! - рычит он. - По**й на синяк!
Я хочу ответить, но не успеваю. Алекс - крышесносная безжалостная сила, затыкает мне рот стальным гвоздём своего оху*тельного языка, вбивая в меня все мои невысказанные молитвы и проклятия.
"Кицунэ!" - вспышкой гаснет в голове последняя неоновая мысль, и Алекс, сдёрнув с себя остатки совести, методично распинает меня на кресте любви. Сумасшедший римлянин, раз за разом пронзающий моё многострадальное тело своим не знающим пощады копьём.
- Выброшу нах** - стонет "Алекс"? "Римлянин"? "Кицунэ"?
Неважно. В голове всё смешалось в одно непередаваемое словами, болезненное ХОРОШО!
- Нах*** все твои книжки, за**** *** Тебя следом *** к психиатру!!!
Алекс уже не может говорить, только матерится тихо сквозь зубы, как всегда сдерживая свою накатывающую волнами страсть.
- Ки - Цу - Нэ! - вскрикиваю я жалобно, пытаясь оправдать твоё незаслуженно осквернённое имя, и слышу в ответ рычащее, раздражённое, полное уже почти мольбы:
- ***ять. Заткнись ты уже хоть на минуту!
- Ки...цу... Алекс! Алекс, с*** не останавливайся!!! Быстрее же ***ть. Ну Быстрее. **** меня!!! Ааааддддааааа... е*** Давай!!!
И мне дают!
Осквернённый храм, полный разбитых иллюзий, таких ничтожных в свете новой родившейся истины.
- АЛЕКС! АЛЕКС! АЛ... САШААААААА!
Алекс, моё великолепное неоновое солнце, курит и смотрит на меня с довольной, спрятанной в глазах усмешкой совершившего пир самца. Его отметины, расставленные по всему моему телу, не идут ни в какое сравнение с темнеющим, наливающимся под глазом фингалом.
"Кицунэ" - Я всхлипываю мысленно, но мне стыдно произносить твоё имя.
- Хорошо, я признаю. Кицунэ - талантище! Только не злись.
Я отворачиваюсь к стенке и пытаюсь заснуть с видом полного пренебрежения к холодному сиянию Алекса. Даже это признание оскорбительно. "Кицунэ - гений!!!!!" - Хочу заорать я, но засыпаю, прижатый спиной к тёплому боку, ощущая щекочущий ноздри никотиновый дурман. "Нужно бы принять душ"...
Но там, под крики чаек, в запахе сосновых иголок и абрикосовой мякоти алычи, среди травы и ссыпающегося под ногами песка тропинки; в бесконечном сплетении проводов, в свете стальных рам и многоголосого грохота городской безысходности... Там, в нежном и властном, почти обречённом, полном непрекращающейся борьбы и невесомой, но всегда существующей надежды мире... Звучит отданное кому-то признание... И горечь ответного. Невозможного. - МАЛЫШ!
И всё остальное и последующее кажется таким неважным... Застывшая спина, взрезанная выступающими косточками позвоночника.
- Малыш!!
- Малыш, ***ть! З***лся тебя будить. Вставай! На работу проспишь! - кто-то настойчиво трясёт за плечи.
- Пошёл нах! Меня нет!
Отталкиваю назойливые невидимые руки, не позволяя им вырвать себя из сна и вернуть в серую осточертевшую реальность.
- Малыш?!!
Пытаюсь перевернуться на другой бок. Смутно ловлю ускользающее одеяло и такое же ускользающее, печально стоящее на границе бессознательного: "Малыш".
Ощущаю короткий неудобный полёт, желающий выдернуть на поверхность реальности, ибо я всё ещё продолжаю тонуть в несуществующих глазах чужого трепетного Ма...
- МАТЬ ТВОЮ, СУ**!
Ледяная вода обрушивается болезненным раскалённым ударом. Ору на одной непрерывной ноте бесконечного мата, безжалостно выброшенный на поверхность сознания. Алекс ржёт и держит меня, не давая вырваться и уползти.
- П****!!! С*** !!! П****!!!
Это он в состоянии обливаться каждый день холодной водой, но вписывать в это меня?
Вода становится тёплой, почти горячей, успокаивая выгибающуюся судорогу тела, и задыхающееся, непрерывное соло хриплого ора.
- Ну, прости, малыш. - Алекс ржёт, согнувшись только что не пополам, предусмотрительно зажав меня одной рукой, чтобы я, не дай бог, не вырвался и не откорректировал ему второй глаз. Свободная рука судорожной лаской успокаивает агонию кожи, но в извиняющемся голосе не чувствуется ни капли раскаяния.
