FLATUS VOCIS - [24]

– Но у меня нет с собой никаких вещей! – возразила Арина.

– Илья все устроит! Не волнуйся! – уверенно сказал Артемий.

38

– Здравствуйте, Михаил Никанорович! – вежливо произнес один из вошедших в кабинет людей.

– Здравствуйте! – дрожащим голосом ответил полковник Капронов.

Вошедших было четверо. Серые двубортные костюмы прокурорского покроя загородили половину стены. На всех четверых были одинаковые галстуки с каким-то неподобающе несерьезным изображением ослиного уха.

– Какие можете предоставить объяснения? – спросил все тот же голос. – Это Вам не сражаться с авторами граффити: «Если Литва вступит в НАТО, Россия вступит в Литву». Не правда ли?

– Ситуация невероятно сложная! – стараясь звучать как можно более уверенно, констатировал полковник Капронов, нервно барабаня при этом пальцами по столу.

– Ах, вот оно как! – воскликнул все тот же голос. – Это ты, сучий потрох, будешь нам говорить, что «ситуация очень сложная»!

У Капронова застрял комок в горле. Прокашлявшись, он через силу произнес:

– Мы послали за ним наших людей! Они все устроят!

– Наших людей! – ухмыльнувшись, повторил пришедший. – А ты после всего можешь быть уверен, какие люди остались нашими?

– В них я абсолютно уверен! – произнес Капронов.

– Абсолютно! – усмехнулся пришедший, – Это ты своему начальнику федеральной покрышки будешь заливать! Предвидеть будущее можно только тогда, когда руководишь настоящим! А ты это настоящее уже просрал! И не только для себя самого!

Говоривший с грохотом поставил на стол перед Капроновым ослиное копыто, на котором вертикально была закреплена прямоугольная рамка. Внутри нее желтым блеском сверкнули две параллельно натянутых струны. К нижней из них тонкими золотыми кольцами за обе лапы был прикован живой воробей. Струна была настолько тонкой, что для того, чтобы удержаться на ней, изможденной птице приходилось бешено махать крыльями, ударяясь о верхнюю струну, издававшую при этом истошный нервный звук.

– У тебя сорок четыре часа! – бросил Капронову пришедший. – Сорок! – повторил он, поднимая вверх четыре пальца левой руки, – Четыре! – и шлепнув по тыльной стороне ладони крест-накрест четырьмя пальцами правой.

39

Солнечное побережье Ларнаки вспенивало лазурную гладь Средиземного моря гребными винтами теней от развесистых пальм.

– Посмотри на эту красоту, – сказал Артемий Арине, проходя мимо яхты, на борту которой синим италиком было написано Pershing 76. – Длина двадцать три с половиной метра, сухая масса пятьдесят тонн, корпус из стеклопластика, автопилот Raymarine C-7000, мощность двигателей две тысячи лошадиных сил, максимальная скорость 47 узлов.

– Сколько это в километрах? – спросила Арина.

– Это просто запомнить! – сказал Артемий, уверенно шагая по пирсу. – Тысяча восемьсот пятьдесят два, как год рождения великого мексиканского мастера гравюры Хосе Гваделупы Посады, – это столько, сколько метров в морской миле. Миля в час и есть узел. На парусных судах для измерения скорости в былые времена сбрасывали в воду специальный трос, называвшийся лаглинем. На нем завязывались узлы с промежутком в 50 футов 8 дюймов, это столько, сколько хватит, чтобы уложить по его длине 608 дюймовочек или одного взрослого клюворылого кита. Лаглинь сбрасывали за борт во время движения парусника и считали количество узлов, сматывающихся с лебедки за полминуты. Число узлов соответствовало скорости судна в милях в час. Так что максимальная скорость Pershing’а где-то 87 километров, что, несомненно, впечатляет.

– Очень просто! – хмыкнула Арина.

Артемий засмеялся.

– А куда мы, собственно, идем? – спросила она.

– До самой крайней точки пирса! – ответил Артемий.

Дойдя уже до кромки, за которой плескалась вода, он повернулся к Арине и произнес, указывая рукой на серебристый парусник, стоящий на рейде.

– Нам туда!

Арина опустила глаза и увидела внизу пришвартованную к пирсу лодку. Из нее на них смотрел смуглый человек.

– Namaste, Apastamba! – обратился к нему Артемий.

– Namaste! – улыбаясь и кланяясь, ответил человек, в котором Арина к своему великому изумлению обнаружила не грека или турка, что было бы естественным для этих мест, а индийца.

– Good morning, Madam! – обратился он к Арине со смешным акцентом.

Она ответила ему кивком головы.

Артемий спрыгнул в лодку, обернулся и поднял вверх руки, приглашая за собой Арину. Она сделала робкий шаг вперед и через мгновение оказалась в его объятьях.

Берег быстро удалялся, и вскоре лодка пристала к серебристой тридцатиметровой яхте, на борту которой красовалась надпись «Arango». Латинский кевларовый парус был словно бы выкрашен хной. В лучах утреннего солнца он переливался огнями ржавой охры. Едва заметным узором на нем сияли тонкие платиновые нити.

Взойдя на борт, Арина увидела еще пятерых индийцев, приветствовавших ее поклонами. Медленно идя по палубе, она тянула за собою смоляные сети из перекрестий не отрываемых от нее оливковых взглядов.

– Это не вполне обычная яхта! – начал объяснение Артемий. – Ее построили по специальному проекту на одной из верфей Бомбея. Здесь применено множество революционных решений. Ниже ватерлинии карбоновый корпус покрыт мехом морского зайца Erignathus barbatus Это позволяет свести турбулентность к столь незначительным величинам, что яхта движется, практически, в ламинарном потоке. Конструкцию паруса рассчитывали голландцы. Он меняет не только угол и положение, но и свою плоскую геометрию в зависимости от интенсивности и направления ветра. В результате этого только под парусом яхта способна развивать скорость до 35 узлов. В добавление к этому на ней установлены два водородных двигателя, что обеспечивает ей даже в штиль возможность двигаться со скоростью до 55 узлов. На внешнюю часть корпуса и парус нанесено специальное покрытие, которое можно было бы назвать и краской. Только краска эта содержит много слоев и служит ни чем иным, как солнечной батареей.