Фладд - [42]
— Ты не слушаешь, — сказал он. — Ты говоришь, тебе нужно снять обеты, я говорю — не нужно. Ты говоришь, что связана, я говорю — нет. Какой закон держит тебя здесь?
— Закон церкви, — испуганно ответила она. — Ой, нет, наверное, это не закон. Не как государственный. Но, отец Фладд…
— Не называй меня так. Ты знаешь правду.
— …но, отец Фладд, меня отлучат от церкви.
Фладд вновь шагнул к ней. Пламя свечи взметнулось вверх, как будто вздохнуло. Он тронул ее лицо, шею, потом начал вынимать булавки из покрывала.
Она отпрянула:
— Нет-нет, нельзя.
Фладд мгновение медлил, затем отступил на шаг. Трудно было сказать, что выражало его лицо. Точно не усталость. Он был на удивление бодр. Какое-то движение за окном заставило Филомену повернуть голову. Снаружи шел снег; большие мягкие снежинки беззвучно касались стекла.
— Наверное, там теплее, — сказала она, глядя на улицу. — Он ведь не ляжет, да? К утру растает.
Филли точно знала, что с ней не может произойти ничего хорошего. Господь не сделает так, чтобы, проснувшись в пять, она увидела за окном преображенную землю под нетронутым белым покровом и черные деревья в подвенечной фате. Нет, снег останется ночной галлюцинацией, предутренним фантазмом. Завтра в пять не будет ни снега, ни солнца; она выглянет в окно и увидит лишь собственное тусклое отражение, а если каким-нибудь чудом к этому времени рассветет, ей предстанут лишь темные набухшие пустоши, паутина ветвей, водосточная труба и что-то клюющие воробьи — все тот же привычный мирок, в котором она обречена жить. И внезапно Филли поняла, что не выдержит тут и дня. Руки взметнулись к горлу, затем к вискам и к покрывалу; она принялась нащупывать булавки.
Фладд вынул их одну за другой и положил в ряд на кухонном столе. Потом рывком сдернул ненавистный белый чепец. На решение подчиниться ушли все ее силы, собственной воли не осталось, только усталость и холод. Фладд расстегнул английские булавки на внутреннем чепце, положил их рядом с обычными. Одним ловким движением ослабил завязки, снял чепец и бросил его на пол.
— Ты похожа на плохо постриженную живую изгородь, — сказал он.
Жар стыда прихлынул к оголившейся шее.
— Нас стрижет сестра Антония. Раз в месяц. Всех. Даже Питуру. Ножницы ржавые. Мне всегда хотелось иметь свои, но это против обета святой бедности.
Фладд провел рукой по ее голове. Неровно остриженные волосы росли в разные стороны, в одном месте уцелевшая прядка лежала завитком, на проплешинах короткий ежик торчал вверх, словно весенняя трава, пробивающаяся к свету и солнцу.
— Какие они были? — спросил Фладд.
— Каштановые. Самые обычные каштановые. И немножко вились.
Ему казалось — насколько можно было судить при слабом освещении, — что ее лицо изменилось. Оно стало меньше, мягче. Глаза не выглядели такими внимательно-огромными, губы утратили монашескую твердость. Как будто ее растопили и отлили в новую форму, и теперь перед ним другая, незнакомая девушка. Он поцеловал ее в губы, уже менее ритуально.
В девять к задней двери подошел Макэвой с тачкой. Агнесса, услышав стук, подпрыгнула от неожиданности. Она бросила недомытые тарелки, вытерла с рук пену и побежала открывать.
— Доброе утро, мистер Макэвой. А на кого вы оставили лавку?
— На доброго знакомого.
— Веревки вы тоже захватили?
— Я взял все необходимое. Надеюсь, тачка нас выручит.
— Вы небось уже всем всё рассказали?
— Ни слова о ночных событиях не слетело с моих уст. Приход и без того скоро узнает.
— «Дщери Марии» услышат сегодня вечером.
— Монахини, без сомнения, раньше. Если отец Фладд готов, мы поставим статуи на постаменты за час-другой. — Он улыбнулся уголками губ. — Когда мы их зарывали, собралась целая толпа помощников. Откапывать ведь легче, чем закапывать?
«Мне было гораздо труднее», — подумала Агнесса, а вслух сказала:
— Я позову отца Фладда. Он, как всегда, встал к ранней мессе, а сейчас пьет чай.
Она не предложила Макэвою чаю, а оставила его ждать у двери. Снег давно перестал, на улице подморозило. По пути на кухню Агнесса позвала Фладда и услышала, как он хлопнул дверью гостиной, поздоровался с Макэвоем и вышел через парадный вход, приговаривая на ходу, как кстати им будет тачка. Агнесса взяла тряпку и пошла в гостиную. Фладд, выходя, оставил чашку на каминной полке. Беря ее, Агнесса случайно взглянула на свое отражение в овальном зеркале. Лицо было бледное, усталое, глаза покраснели. Зато бородавка исчезла.
Отец Ангуин сидел в исповедальне и, задвинув бархатную шторку на решетке, прислушивался к звукам из нефа, где что-то гремело и скребло по полу. Тут он чувствовал себя в безопасности. «Если приедет епископ, — думал священник, — можно будет сбежать сюда. Не станет же он выволакивать меня силой. Не устроит здесь Томаса Бекета и рыцарей»[53].
Его бросало из тоски в ликование, из страха в бесшабашное веселье. «В конце концов, — думал он, — зачем епископу приезжать? Конфирмаций в этом году не предвидится. Если кто-нибудь вроде Питуры по злобе ему не донесет, наш раскол может существовать себе тихо-мирно долгие годы. Возможно, со временем я стану антипапой».
И еще он подумал: «Хорошо бы Агнесса принесла мне что-нибудь поесть».
Генрих VIII Тюдор, король Англии, потратил долгие годы, чтобы покорить Анну Болейн, порвал с католической церковью, пошел на интриги, подлости и преступления ради женитьбы на ней.Но страсть мужчины преходяща, а Анна так и не сумела подарить Генриху и Англии долгожданного наследника. Более того, острый ум супруги раздражает тщеславного Генриха, а ее независимость в решениях отвращает от трона многих старых друзей монарха.Могущественный придворный Томас Кромвель, один из самых умных, подлых и беспринципных людей своей эпохи, намерен исполнить приказ Генриха и любой ценой избавиться от Анны.
Англия, двадцатые годы шестнадцатого столетия. Страна на грани бедствия: если Генрих VIII умрет, не оставив наследника, неизбежна гражданская война. На сцену выступает Томас Кромвель, сын кузнеца-дебошира, политический гений, чьи орудия — подкуп, угрозы и лесть. Его цель — преобразовать Англию сообразно своей воле и желаниям короля, которому он преданно служит.В своем неподражаемом стиле Хилари Мантел показывает общество на переломе истории, общество, в котором каждый с отвагой и страстью идет навстречу своей судьбе.
«Сердце бури» – это первый исторический роман прославленной Хилари Мантел, автора знаменитой трилогии о Томасе Кромвеле («Вулфхолл», «Введите обвиняемых», «Зеркало и свет»), две книги которой получили Букеровскую премию. Роман, значительно опередивший свое время и увидевший свет лишь через несколько десятилетий после написания. Впервые в истории английской литературы Французская революция масштабно показана не глазами ее врагов и жертв, а глазами тех, кто ее творил и был впоследствии пожран ими же разбуженным зверем,◦– пламенных трибунов Максимилиана Робеспьера, Жоржа Жака Дантона и Камиля Демулена… «Я стала писательницей исключительно потому, что упустила шанс стать историком… Я должна была рассказать себе историю Французской революции, однако не с точки зрения ее врагов, а с точки зрения тех, кто ее совершил.
В новой редакции – продолжение «Вулфхолла», одного из самых знаменитых британских романов нового века, «лучшего Букеровского лауреата за много лет» (Scotsman). Более того, вторая книга также получила Букера – случай беспрецедентный за всю историю премии. А в марте 2020 года наконец вышел заключительный роман трилогии – «Зеркало и свет». Мантел «воссоздала самый важный период новой английской истории: величайший английский прозаик современности оживляет известнейшие эпизоды из прошлого Англии», говорил председатель Букеровского жюри сэр Питер Стотард.
Впервые на русском – «триумфальный финал завораживающей саги» (NPR), долгожданное завершение прославленной трилогии о Томасе Кромвеле, правой руке короля Генриха VIII, начатой романами «Вулфхолл» («лучший Букеровский лауреат за много лет», Scotsman) и «Введите обвиняемых», также получившим Букера, – случай беспрецедентный за всю историю премии. Мантел «воссоздала самый важный период новой английской истории: величайший английский прозаик современности оживляет известнейшие эпизоды из прошлого Англии», говорил председатель Букеровского жюри сэр Питер Стотард.
«Этажом выше» Хилари Мантел — рассказ с «чертовщиной», что не редкость в историях из жизни «маленьких людей». Перевод Е. Доброхотовой-Майковой.
На улицах Каракаса, в Венесуэле, царит все больший хаос. На площадях «самого опасного города мира» гремят протесты, слезоточивый газ распыляют у правительственных зданий, а цены на товары первой необходимости безбожно растут. Некогда успешный по местным меркам сотрудник издательства Аделаида Фалькон теряет в этой анархии близких, а ее квартиру занимают мародеры, маскирующиеся под революционеров. Аделаида знает, что и ее жизнь в опасности. «В Каракасе наступит ночь» – леденящее душу напоминание о том, как быстро мир, который мы знаем, может рухнуть.
УДК 821.161.1-1 ББК 84(2 Рос=Рус)6-44 М23 В оформлении обложки использована картина Давида Штейнберга Манович, Лера Первый и другие рассказы. — М., Русский Гулливер; Центр Современной Литературы, 2015. — 148 с. ISBN 978-5-91627-154-6 Проза Леры Манович как хороший утренний кофе. Она погружает в задумчивую бодрость и делает тебя соучастником тончайших переживаний героев, переданных немногими точными словами, я бы даже сказал — точными обиняками. Искусство нынче редкое, в котором чувствуются отголоски когда-то хорошо усвоенного Хэмингуэя, а то и Чехова.
У околофутбольного мира свои законы. Посрамить оппонентов на стадионе и вне его пределов, отстоять честь клубных цветов в честной рукопашной схватке — для каждой группировки вожделенные ступени на пути к фанатскому Олимпу. «Анархо» уже успело высоко взобраться по репутационной лестнице. Однако трагические события заставляют лидеров «фирмы» отвлечься от околофутбольных баталий и выйти с открытым забралом во внешний мир, где царит иной закон уличной войны, а те, кто должен блюсти правила честной игры, становятся самыми опасными оппонентами. P.S.
В тот день, когда в обычной старшей школе появилась Старгерл, жизнь шестнадцатилетнего Лео изменилась навсегда. Он уже не мог не думать об этой удивительной девушке. Она носила причудливые наряды, играла на гавайской гитаре, смеялась, когда никто не шутил, танцевала без музыки и повсюду таскала с собой ручную крысу. Старгерл считали странной, ею восхищались, ее ненавидели. Но, неожиданно ворвавшись в жизнь Лео, она так же внезапно исчезла. Сможет ли Лео когда-нибудь встретить ее и узнать, почему она пропала? Возможно, лучше услышать об этой истории от самой Старгерл?
Судьбы персонажей романа «Призрак Шекспира» отражают не такую уж давнюю, почти вчерашнюю нашу историю. Главные герои — люди так называемых свободных профессий. Это режиссеры, актеры, государственные служащие высшего ранга, военные. В этом театральном, немного маскарадном мире, провинциальном и столичном, бурлят неподдельные страсти, без которых жизнь не так интересна.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дж. – молодой авантюрист, в которого словно переселилась душа его соотечественника, великого соблазнителя Джакомо Казановы. Дж. участвует в бурных событиях начала ХХ века – от итальянских мятежей до первого перелета через Альпы, от Англо-бурской войны до Первой мировой. Но единственное, что его по-настоящему волнует, – это женщины. Он умеет очаровать женщин разных сословий и национальностей, разного возраста и положения, свободных и замужних, блестящих светских дам и простушек. Но как ему удается так легко покорять их? И кто он – холодный обольститель и погубитель или же своеобразное воплощение самого духа Любви?..
Изысканные, элегантные, умные, брутальные, насмешливые, а порой и откровенно бунтарские современные притчи о любви и сексе, семье и обществе, вышедшие из-под пера писательницы, читаются легко и с наслаждением — однако серьезность тем заставляет задумываться над ними надолго и возвращаться к ним не раз.