Фладд - [37]
— Нас беспокоили не скрипы и капающая вода, — произнес отец Ангуин. — К ним мы привыкли. Однако мы слышали шаги наверху, и часто возникало чувство, будто в комнате кто-то есть. Или, бывало, дверь распахнется, но никто никогда не входит.
— Нельзя сказать, что совсем уж никогда, — возразил Фладд. — Ведь я же в конце концов вошел.
— Агнесса считает, что дом населяют нематериальные сущности.
— Враждебного свойства?
— Трудно сказать. Агнесса верит в разнообразных чертей. В этом смысле у нее очень старомодные взгляды.
— Да, понимаю вас. Сейчас принято небрежно говорить просто «черт». Мне это удивительно, если вспомнить, что столетиями лучшие умы Европы занимались подсчетом нечистых духов и устанавливали их индивидуальные особенности.
— Реджинальд Скотт[48] во второй половине шестнадцатого века насчитал четырнадцать миллионов. Плюс-минус.
— Могу уточнить, — сказал Фладд. — Четырнадцать миллионов, сто девяносто восемь тысяч, пятьсот восемьдесят. Исключая, конечно, дьяволов более высокого разряда. Это число обычных рядовых чертей.
— Но в те времена, если дьявол появлялся, были заклятья, чтобы принудить его к повиновению и допросить: каково имя и звание. Тогда хорошо понимали, у бесов есть специализация и свои узнаваемые особенности.
— Святой Иларий говорит нам, что каждый нечистый дух воняет по-своему.
— А теперь люди говорят просто «сатана» или «Люцифер». Беда нашего времени — нежелание вникать в частности.
— Сестра Филомена сказала мне, — заметил Фладд, потягивая виски, — что в детстве видела дьявола. По ее словам, он совсем не походил на мистера Макэвоя. С другой стороны, откуда взяться сходству?
Отец Ангуин отвел взгляд.
— Знаю, что насчет Джадда мне никто не верит. Да только понимаете, отец Фладд, нашим предшественникам было легче. Теперь бесы реже являются нам на глаза. Сестре Филомене исключительно повезло. Думая о дьяволе, она может вообразить нечто конкретное.
— Вы попытались сделать то же самое.
— У каждого беса должна быть внешность. Волчья, змеиная. Или хотя бы внешность табачника. Что-то знакомое, наш собственный образ или близкий к нему: животное, человек либо их гибрид. Потому что как иначе его вообразить? Ведь ничего иного мы не видели.
— Демонология, — ответил Фладд, отпивая глоток, — наука тяжелая. Сложная и невыносимо тяжелая. Особенно для вас, поскольку вы больше не верите в Бога.
— Если бы не Макэвой, — проговорил отец Ангуин, глядя на огонь в камине, — не знаю, что бы со мной сталось. Возможно, я бы перестал верить в дьявола и сделался рационалистом.
— Я вижу перемены. — Фладд посмотрел на огонь. — Когда-то духов было столько, что они роились в воздухе, словно августовские мухи. Теперь воздух пуст. Остались только человек и его заботы.
Отец Ангуин сидел, сгорбившись, и держал стакан обеими руками. Виски в бутылке не убавилось.
— Я болен, — сказал он, — и душа моя желает лучше прекращения дыхания, лучше смерти, нежели сбережения костей моих[49].
— Ах, любезный! — Фладд отвернулся от камина и с тревогой взглянул на собеседника.
— Это цитата, — сказал Ангуин. — Библейский текст. Из Ветхого Завета. Книга кого-то-там.
Фладд вспомнил сестру Филомену на огородах и то, как она не узнала библейскую цитату из его уст. При мысли о монашке смутное беспокойство зашевелилось у него под ложечкой. «Вот ведь, я и не знал, что у меня есть человеческие чувства», — подумал он и вновь потянулся за стаканом.
— Я как отец Сурен[50], — сказал Ангуин.
— Извините, мне не доводилось с ним встречаться.
— Я о луденском экзорцисте. — Отец Ангуин уперся руками в подлокотники и тяжело встал с кресла.
Фладд отметил про себя, что за недолгое время их знакомства движения священника стали более медлительными, живые черты застыли, превратившись в скорбную маску. Он так долго играл роль, ни словом, ни делом не выдавая, что разуверился в самой сути священнического призвания. «Но мой приезд что-то изменил, — подумал Фладд, — притворство сделалось невыносимым, правда должна выйти наружу. Что-то новое происходит в его сердце: пробуждаются неведомые прежде чувства и мысли».
— О чем я говорил? — произнес Ангуин. — Ах да, отец Сурен.
Он подошел к шкафу с книгами, вынул толстый том и раскрыл его на заложенной странице.
— «Когда я хочу заговорить, слова не идут, во время мессы я внезапно умолкаю, на исповеди вдруг забываю свои грехи. Я чувствую, что бес ходит во мне, как у себя дома». Перевод мой. Вольный, — он закрыл книгу и поставил ее на полку. — Отец Сурен утратил всякое восприятие Бога. Он впал в меланхолию. Его болезнь длилась двадцать лет. Под конец он не мог читать и писать, не мог самостоятельно ходить. У него не было сил поднять руки, чтобы сменить рубашку. Люди, приставленные о нем заботиться, его били. Он состарился, лишился рассудка, его разбил паралич.
— Но ведь он исцелился, не так ли? Под конец жизни.
— Чем лечится меланхолия, отец Фладд?
Фладд ответил:
— Делом.
В полночь Фладд вышел из дома. Было холодно, ясно, безветренно, с неба светил усохший месяц. Чувствовалось, что скоро пойдет снег, первый в этом году. Фладд слышал собственные шаги. Он посветил фонарем между деревьями, затем вернул луч к дороге рядом с собой, словно это змея, которую он дрессирует.
Генрих VIII Тюдор, король Англии, потратил долгие годы, чтобы покорить Анну Болейн, порвал с католической церковью, пошел на интриги, подлости и преступления ради женитьбы на ней.Но страсть мужчины преходяща, а Анна так и не сумела подарить Генриху и Англии долгожданного наследника. Более того, острый ум супруги раздражает тщеславного Генриха, а ее независимость в решениях отвращает от трона многих старых друзей монарха.Могущественный придворный Томас Кромвель, один из самых умных, подлых и беспринципных людей своей эпохи, намерен исполнить приказ Генриха и любой ценой избавиться от Анны.
Англия, двадцатые годы шестнадцатого столетия. Страна на грани бедствия: если Генрих VIII умрет, не оставив наследника, неизбежна гражданская война. На сцену выступает Томас Кромвель, сын кузнеца-дебошира, политический гений, чьи орудия — подкуп, угрозы и лесть. Его цель — преобразовать Англию сообразно своей воле и желаниям короля, которому он преданно служит.В своем неподражаемом стиле Хилари Мантел показывает общество на переломе истории, общество, в котором каждый с отвагой и страстью идет навстречу своей судьбе.
«Сердце бури» – это первый исторический роман прославленной Хилари Мантел, автора знаменитой трилогии о Томасе Кромвеле («Вулфхолл», «Введите обвиняемых», «Зеркало и свет»), две книги которой получили Букеровскую премию. Роман, значительно опередивший свое время и увидевший свет лишь через несколько десятилетий после написания. Впервые в истории английской литературы Французская революция масштабно показана не глазами ее врагов и жертв, а глазами тех, кто ее творил и был впоследствии пожран ими же разбуженным зверем,◦– пламенных трибунов Максимилиана Робеспьера, Жоржа Жака Дантона и Камиля Демулена… «Я стала писательницей исключительно потому, что упустила шанс стать историком… Я должна была рассказать себе историю Французской революции, однако не с точки зрения ее врагов, а с точки зрения тех, кто ее совершил.
В новой редакции – продолжение «Вулфхолла», одного из самых знаменитых британских романов нового века, «лучшего Букеровского лауреата за много лет» (Scotsman). Более того, вторая книга также получила Букера – случай беспрецедентный за всю историю премии. А в марте 2020 года наконец вышел заключительный роман трилогии – «Зеркало и свет». Мантел «воссоздала самый важный период новой английской истории: величайший английский прозаик современности оживляет известнейшие эпизоды из прошлого Англии», говорил председатель Букеровского жюри сэр Питер Стотард.
Впервые на русском – «триумфальный финал завораживающей саги» (NPR), долгожданное завершение прославленной трилогии о Томасе Кромвеле, правой руке короля Генриха VIII, начатой романами «Вулфхолл» («лучший Букеровский лауреат за много лет», Scotsman) и «Введите обвиняемых», также получившим Букера, – случай беспрецедентный за всю историю премии. Мантел «воссоздала самый важный период новой английской истории: величайший английский прозаик современности оживляет известнейшие эпизоды из прошлого Англии», говорил председатель Букеровского жюри сэр Питер Стотард.
«Этажом выше» Хилари Мантел — рассказ с «чертовщиной», что не редкость в историях из жизни «маленьких людей». Перевод Е. Доброхотовой-Майковой.
Роман «Конец века в Бухаресте» румынского писателя и общественного деятеля Иона Марина Садовяну (1893—1964), мастера социально-психологической прозы, повествует о жизни румынского общества в последнем десятилетии XIX века.
Начинается прозаическая книга поэта Вадима Сикорского повестью «Фигура» — произведением оригинальным, драматически напряженным, правдивым. Главная мысль романа «Швейцарец» — невозможность герметически замкнутого счастья. Цикл рассказов отличается острой сюжетностью и в то же время глубокой поэтичностью. Опыт и глаз поэта чувствуются здесь и в эмоциональной приподнятости тона, и в точности наблюдений.
В книгу включены две повести — «Горы высокие...» никарагуанского автора Омара Кабесаса и «День из ее жизни» сальвадорского писателя Манлио Аргеты. Обе повести посвящены освободительной борьбе народов Центральной Америки против сил империализма и реакции. Живым и красочным языком авторы рисуют впечатляющие образы борцов за правое дело свободы. Книга предназначается для широкого круга читателей.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эти дневники раскрывают сложный внутренний мир двадцатилетнего талантливого студента одного из азербайджанских государственных вузов, который, выиграв стипендию от госдепартамента США, получает возможность проучиться в американском колледже. После первого семестра он замечает, что учёба в Америке меняет его взгляды на мир, его отношение к своей стране и её людям. Теперь, вкусив красивую жизнь стипендиата и став новым человеком, он должен сделать выбор, от которого зависит его будущее.
Писатель Дмитрий Быков демонстрирует итоги своего нового литературного эксперимента, жертвой которого на этот раз становится повесть «Голубая чашка» Аркадия Гайдара. Дмитрий Быков дал в сторону, конечно, от колеи. Впрочем, жертва не должна быть в обиде. Скорее, могла бы быть даже благодарна: сделано с душой. И только для читателей «Русского пионера». Автору этих строк всегда нравился рассказ Гайдара «Голубая чашка», но ему было ужасно интересно узнать, что происходит в тот августовский день, когда герой рассказа с шестилетней дочерью Светланой отправился из дома куда глаза глядят.
Дж. – молодой авантюрист, в которого словно переселилась душа его соотечественника, великого соблазнителя Джакомо Казановы. Дж. участвует в бурных событиях начала ХХ века – от итальянских мятежей до первого перелета через Альпы, от Англо-бурской войны до Первой мировой. Но единственное, что его по-настоящему волнует, – это женщины. Он умеет очаровать женщин разных сословий и национальностей, разного возраста и положения, свободных и замужних, блестящих светских дам и простушек. Но как ему удается так легко покорять их? И кто он – холодный обольститель и погубитель или же своеобразное воплощение самого духа Любви?..
Изысканные, элегантные, умные, брутальные, насмешливые, а порой и откровенно бунтарские современные притчи о любви и сексе, семье и обществе, вышедшие из-под пера писательницы, читаются легко и с наслаждением — однако серьезность тем заставляет задумываться над ними надолго и возвращаться к ним не раз.