Физиогномика и выражение чувств - [3]

Но если эта последняя подчиняется общим законам природы, и если поэтому современная психология не может не опираться при своих выводах на факты и наблюдения других точных наук, то естественно ожидать, что открываемые ею высшие законы душевной жизни, в свою очередь, должны будут со временем пролить широкий свет на явления органической и физической жизни природы. Ог. Конт полагал, что конечной наукой (la science finale), в которой сольются все науки, следует считать социологию, но если подумать, что социология есть только особого рода психология – психология общественного организма, то вернее будет предположение, что конечной наукою станет со временем для психического существа, называемого человеком и познающего все через свой психический организм (ведь и сама наука есть форма и продукт душевной его деятельности), именно психология. Последнее, между прочим, подтверждается и свойствами другой самостоятельной области знания – математики. Великими философами прошлого, в особенности Кантом, достаточно доказано, что все основы наших математических понятий лежат в прирожденной нам природе наших познавательных орудий, нашего рассудка и разума. Можно не соглашаться с некоторыми частными положениями кантовской теории познания, но нельзя не признать, что общий характер наших пространственных и количественных представлений предопределен организацией нашего душевного строя, наших познавательных способностей. Поэтому, глубокий математик, не желающий ограничиваться одними числовыми выкладками, так же точно, как и мыслящий естествоиспытатель, не в праве игнорировать психологию и свысока относиться к ее обобщениям. Как только он захочет уяснить себе смысл, назначение и сферу компетенции математических понятий, так по неволе должен будет обратиться к изучению процессов мысли и психических законов образования представлений и понятий человеческого ума.

Таким образом, в области знания психология, несомненно, будет играть со временем первенствующую роль. Что касается до практического ее значения в жизни на разных поприщах высшей разумной деятельности человека, то кто позволить себе усомниться в нем? Мы уже не говорим о том, что общий тон, нравственный тон разумной деятельности человека вполне зависит от его взгляда на нравственные начала жизни, а этот последний, в свою очередь, от основательности его воззрений на душевную природу человека. Но и помимо этого общего значения, есть ли хоть одна специальная сфера разумной деятельности человека, в которой знание законов душевной жизни не могло бы иметь применения? В общественной деятельности, в управлении государственным механизмом, в нравственно-воспитательной деятельности, в области медицинского ухода за страждущим человечеством, в области научного изучения и творчества, в сфере художественной деятельности – везде человек сталкивается с человеком, всюду он должен воздействовать на душевный строй своих ближних, влияя на их ум и волю, исправляя и улучшая их чувства и стремления, вникая в их самочувствие, пробуждая в них хорошие влечения, свежие и живительные ощущения, добрые и умные мысли. Можно ли сознательно выполнить одну из этих задач, не имея понятия о законах и разнообразных явлениях душевной, жизни человека? Может ли правитель успокоить и удовлетворить управляемых, не понимая душевных, умственных и нравственных их потребностей; могут ли отец, мать, педагог воспитать честных и умных граждан, не зная свойств ума, чувства и воли ребенка, не понимая его инстинктов и влечений; может ли врач лечить своего тяжелобольного пациента, не обращая внимания на его самочувствие, на патологические изменения в его настроении, аффектах, идеях; может ли, наконец, художник создать что-либо великое в области звуков, форм и красок, или же в области слова, не изучив тщательно всех изгибов человеческой души, игры ее чувств, страстей, стремлений; и не оттого ли так мало хороших художников, что большинство художников обыкновенно пренебрегает изучением душевной природы человека, на которую искусство призвано воздействовать, если оно даже и не делает ее прямо сюжетом своих произведений?

В виду всех вышеизложенных соображений, желательно, конечно, самое широкое развитие серьезной и строго научной разработки психологии, направленной к истолкованию законов душевной жизни, с одной стороны, и развитие популярной психологической литературы, которая бы знакомила общество с результатами ученых психологических исследований, с другой.

Только с расширением той и другой области психологической литературы возможно поставить в данной стране на должный уровень высоты и преподавание психологии в учебных заведениях, и знание ее содержания и выводов в обществе. К сожалению, наша самостоятельная русская психологическая литература представляется ныне еще крайне бедной и неспособной удовлетворить ни одной из этих потребностей. Приходится поневоле прибегать к переводам лучших сочинений, выходящих на западе, чтобы пополнить важнейшие пробелы в отечественной литературе. Но что переводить?

При весьма еще ничтожном в нашем обществе сознании важности изучения психологии, перевод наиболее серьезных научных трудов представляется делом совершенно неблагодарным и неосуществимым. Их не станут читать, и уже многие попытки таких переводов окончились полнейшим неуспехом. Очевидно, сначала должно приохотить и приучить общество к чтению произведений известного рода. А для этого удобнее переводить в первую очередь более популярные и занимательные для чтения книги, если только авторы их стоят на должном уровне научного развития и знания.