Физики — учителя и друзья - [54]

В январе 1944 года весь мир узнал, что Ленинград освобожден от осады, длившейся 900 дней…

Вспоминаю разговор за столиком в штабной столовой. Как-то я обедал там и напротив меня сидел пожилой полковник. Лицо его казалось мне знакомым, но фамилии я не знал, должно быть, просто встречал полковника в коридорах или в этой же столовой.

— Нет, — сказал вдруг полковник, продолжая начатый разговор. — Мы все-таки еще не понимаем до конца того, что произошло.

— Вы имеете в виду наше наступление? Так ведь его результат всем понятен и практически уже учтен. Недавно думали о возведении новых оборонительных сооружений, а теперь обсуждаются планы возвращения заводов из тыла и задачи весеннего сева на земле, где вчера еще стоял противник.

— Это все так, — задумчиво сказал полковник. — Война научила ценить время, но я привык мерить его большими отрезками — веками, даже тысячелетиями. Я военный историк. В академии рассказывал слушателям о действиях римских легионов, о наполеоновских походах. И вот во всей этой истории не нахожу события, которое можно было бы сравнить с тем, что свершилось на наших глазах.

— Да, — ответил я, — наши победы беспримерны.

Как и всех в городе, меня уже поглотили новые заботы, и я не склонялся к философским раздумьям. Но теперь-то понимаю, что полковник был прав. Конечно, разве сразу охватишь весь масштаб пережитого нами! А Ленинград — это всего лишь точка на карте гигантской битвы, которую вел и которую бесповоротно выигрывал советский народ…

Одна из моих последних работ в комиссии по оборонным предложениям была порождена задачами, возникшими после разгрома фашистов под Ленинградом. Земля, освобожденная от врага, оказалась буквально начиненной минами — противотанковыми, противопехотными. И те, и другие представляли смертельную опасность для людей, возвратившихся к мирному труду. На землях Ленинградской области гитлеровцы оставили миллионы мин. Надо было быстрее обезвредить их.

С работой саперов я познакомился во время войны довольно близко. Еще в первую блокадную зиму Физтех выполнял различные их просьбы и заказы. Особенно тесная связь существовала у нас с частью, которой командовал майор (потом полковник) П. А. Заводчиков. Б его отдельном инженерном батальоне использовались специально обученные собаки. Сперва их предназначали для подрыва вражеских танков, но после перехода к позиционным действиям под Ленинградом вражеские танки на переднем крае почти не появлялись. Тогда в батальоне задумали использовать собак для подрыва вражеских дзотов и блиндажей с помощью взрывных снарядов. Но для этого нужны были особые взрыватели. В нашем институте их быстро сконструировали, а затем стали изготовлять. Руководил этой работой кандидат наук Ф. И. Марей.

Батальон Заводчикова был примечателен еще и тем, что вожатыми собак там служили девушки, в большинстве ленинградки. Многие из них занимались воспитанием и обучением собак с детских лет. Зимой 1941/42 года я не раз видел этих девушек, приезжавших в Физтех на собачьих упряжках, везших легкие, но довольно вместительные нарты.

Позднее батальон переключился на тяжелую, связанную с риском работу по разминированию. Собак научили искать взрывчатку, и четвероногие «миноискатели» оказывали большую помощь саперам. Однако разминирование оставалось трудоемким и опасным делом. То один сапер, то другой подрывались на минных полях. Говорили, что такой несчастный случай приходится в среднем на тысячу снятых мин. А снимать-то предстояло миллионы!

Чтобы облегчить труд минеров, мы в Физтехе разработали конструкцию специальной установки, а изготовили ее на заводе. Со старого танка сняли башню и вместо нее поставили компрессор. Он накачивал сжатый воздух в специальную емкость — ресивер. Перед танком укрепили шланг, при движении по минному полю сжатый воздух вырывался из этого шланга под давлением 12 атмосфер. Он буквально перепахивал землю перед машиной, выбрасывая на поверхность и подрывая мины. Установка успешно работала на минных полях Ленинградской области.

Настали мирные дни…

Война еще не окончилась, еще не вся советская земля была освобождена от фашистских захватчиков, а наш Физтех уже начал возвращаться к нормальной работе. Товарищи приезжали из далеких городов, куда их забросила эвакуация, кое-кто даже с фронта. Надо было развертывать исследования в родных стенах, но это не сделаешь с пустыми руками. Большая часть старого оборудования, отправленного в 1941 году в Казань, там и осталась в качестве наследства местным ученым. Следует сказать, что оборудование предприятий и научных институтов, эвакуированных в восточные районы, вообще назад не возвращали. Это было правильно. Здесь за годы войны возникли промышленные и научные центры. Их считали неразумным обеднять. Но для тех, кто налаживал работу на старом месте, это создавало дополнительные трудности.

Возвращавшиеся товарищи не всегда находили свое жилье уцелевшим. Дома были разрушены бомбежками и артиллерийскими обстрелами, а иные хоть и сохранились, но их не сразу могли приспособить для нормальной жизни.

Забот у А. Ф. Иоффе, П. П. Кобеко и других руководителей института оказалось множество. Справлялись с ними как могли. Часть вернувшихся из эвакуации временно жила в квартирах блокадников. Анатолий Петрович Александров, например, первое время ночевал у меня, несколько человек приютил Павел Павлович Кобеко и т. д. Вместе с квартирными делами приходилось решать пайковые, обеспечивать людей топливом. Все это были не такие простые проблемы в условиях еще шедшей войны.