Физическая невозможность смерти в сознании живущего. Игры бессмертных - [14]

* * *

Я сидел на кровати в своей комнате и безуспешно пытался сосредоточиться на «Книге Творения». Библия моего нового мира настойчиво пыталась убедить меня в том, что людям нечего опасаться старости. Моя первоначальная восторженность уже прошла, и монотонные параграфы воспринимались с трудом. На особо спорном утверждении о том, что Адам находится сейчас в добром здравии, я позволил себе расслабиться и отложил темно-зеленый том в сторону.

Подперев свою отныне бессмертную голову, я в очередной раз задумался. В бессмертной голове царила полная неразбериха. Четырнадцать дней назад, придя на первое занятие, я предполагал, что в классе мне наконец-то разъяснят смысл происходящего. Ну если не открытым текстом, то хотя бы намеками. К моему удивлению и разочарованию, ничего подобного не произошло. Две недели спустя я по-прежнему не имел ни малейшего представления о целях и задачах исследования, о котором говорил Тесье. Я прослушал ряд лекций ироничного мсье Катру, провел не один час над домашними заданиями и регулярно терзал обучающие программы, пытаясь извлечь из них хоть крупицу информации. И несмотря на все свои старания, продолжал пребывать в полнейшем неведении. Мне превосходно помогали разучивать свою роль, но отказывались объяснить, в каком спектакле предстоит ее играть.

Если бы не это постоянное ощущение, что меня используют в качестве подопытного кролика, здесь было бы совсем неплохо. Несмотря на то что занятия успели немного прискучить, они по-прежнему оставались достаточно интересными. Я не уставал поражаться тому, как чья-то изощренная фантазия породила целый мир. Отсутствие окон уже не создавало дискомфорта, и я даже подумывал о том, что через несколько лет придется к ним привыкать. Еда в кафетерии была вкусной, режим установился напряженный, но не выматывающий, в общем, странный быт, сложившийся в этом заведении, оказался своеобразным, но вполне приемлемым.

На недостаток общения тоже жаловаться не приходилось. Между мной, Мари и Полем установились настоящие дружеские отношения. Это была неожиданно теплая атмосфера, напоминавшая мне лучшие моменты студенческой жизни. Мы вместе трапезничали и часто сообща делали домашние задания, проверяя друг у друга, насколько хорошо очередная порция загадочной информации укрепилась в памяти. Иногда по вечерам мы собирались в кафетерии или у кого-нибудь в комнате и проводили часы в шумных беседах.

Временами это была просто болтовня, но в основном мы пытались придумать объяснение. Однозначное, ясное, четкое объяснение всему, что творилось вокруг. Поль шутил и постоянно выдвигал все более и более немыслимые теории. Я спорил и предлагал взамен свои не менее невероятные версии. Мари смеялась и подливала масла в огонь, шутливо становясь то на одну, то на другую сторону. К сожалению, истина в наших спорах не рождалась, а если и рождалась, то оставалась погребенной под десятками других вариантов.

Кстати, я уже несколько раз ловил себя на мысли, что, если бы не ситуация, в которой мы все оказались, я был бы весьма не против сделать свои отношения с Мари более близкими. Но пытаться завязать роман в такой обстановке было бы просто глупо. По-моему, Поль держался того же мнения, хотя мы с ним никогда это не обсуждали.

«А может, оно и к лучшему», – думал я. Кто знает, как долго продлились бы эти отношения, если бы не жестко сдерживающая романтические порывы неопределенность. Ни к чему хорошему подобные тройственные союзы обычно не приводят – это я знал по одному печальному опыту еще со школьных времен.

В отличие от этих двоих, Эмиль оказался зубрилой и довольно занудным типом. Уже на третий день, отвечая на вопрос Катру о населении мира, он упомянул какую-то деталь, которую мы не должны были проходить еще в течение нескольких недель. Этим он привел профессора в полный восторг и с тех пор стал его любимцем. Он учился с утра до вечера и считал наши продолжительные беседы в кафетерии пустой тратой времени. В чем-то он был, разумеется, прав и этим раздражал меня еще больше.

Когда мы при нем заговаривали о смысле исследования, Эмиль в основном отмалчивался и почти никогда не высказывал своих соображений. Когда мы в первый раз стали обсуждать нашу ситуацию, Поль прямо спросил, что Эмиль думает по этому поводу. Реакция была довольно неожиданной – наш товарищ отложил вилку и произнес небольшую речь.

Оказалось, на эту тему он вообще ничего не думает, так как его настойчиво просили этого не делать. Он, Эмиль, не видит никакой пользы в подобных досужих разговорах, а, наоборот, полагает, что они могут сильно нам навредить. Самый лучший способ узнать, что же кроется за этой таинственностью, – это хорошо учиться, быстро сдать экзамен, подписать контракт и получить ответы на все вопросы. Фантазируя же на отвлеченные темы и проводя час за часом в подобных беседах, мы только уменьшаем наши шансы на успех. А поскольку он намерен пройти экзамен как можно быстрее, то не может себе позволить тратить время на бесполезные и, возможно, опасные разговоры. Чего и нам желает.

Несмотря на менторские нотки, вся эта лекция была произнесена весьма дружелюбно, так что обидеться на нее было нельзя. Тем не менее мы были несколько обескуражены такой тирадой и с тех пор не пытались вовлечь нашего Десятого в «бесполезные разговоры».