Фирмамент - [4]

Там тоже вечная ночь. Но она бесконечнее и глубже, чем здесь. Здесь просто нет электричества, там — жизни. Но и там он любил только ее, она слышала его мысли. Странные картины проплывали перед ней — дела великих и презренность ничтожных. Грандиозные свершения и предательства. Печаль уступала восхищению. Но так было не всегда. Иногда он видел чужаков любителей склепов и мертвечины, пробравшихся, проползших через все уготовленные им ловушки в надежде поживиться тем, что им не принадлежало. В чем надежда этих отбросов? Один удар — одна смерть.

"Это любопытно", — хлопали в ладоши у нее за спиной, и вслед за кончиком меча она прорывалась сквозь возлюбленные видения. Высокие слова оставались позади. Их уже не было на службе.

Орел оказался на этот раз в одиночестве, и она дотронулась до него. Кончики пальцев скользили по перьям, по лапам и когтям. Животное подрагивало от прикосновений, кровожадно косилось на ее руку, но ничего не предпринимало. Было тепло — отвыкшая кожа ощущала его почти как раскаленную сталь. Жар стекал по лбу и щекам, ласкал шею и грудь, касался коленей и расплывался теплой лужей под мокрой рубашкой.

"Есть, тебя есть", — пробормотал Орел. Одри покачала головой: "Меня не есть. Пища дальше". Он был прост и молод. Слишком мизерный запас слов, чтобы поговорить, но это не сумасшествие и не бред. Животное встало, повернулось к двери, и только сейчас она поняла насколько оно огромное. Великолепный экземпляр — от кончика клюва до хвоста, с мощными лапами, отточенными когтями, оставляющими глубокие царапины на каменном полу. Мышцы и перья, мощь и отвага, хитрость и разум. Кто мог в здешнем крысятнике противостоять ему? Ее пальцы продолжали скользить по перьям и, наконец, рука безвольно упала и вновь пришел холод.

Волосы, почему-то подумала она. Но никаких волос не было, лишь голая кожа черепа.

Ему нравились ее волосы — густая черная шапка, где даже время не должно было осмелиться вплести белизну своего дыхания. Слишком красиво, чтобы быть правдой, говорил он, тебе никто не будет верить, девочка, здесь твоя проблема, и поэтому я никогда не осмелюсь оставить тебя в мире. "Надежность и покой" — вот наш девиз, никто не одобряет игру гормонов, хотя все тайком завидуют мне. Каждый человек — вселенная, творец, организующий мир только для себя. Глупцы, хотящие прорваться к звездам… Миллиарды Вселенных? Даже Бог не способен на такое безумие. Если и будет, то только один. И почему бы не нам стать ими? Кем? Богом и Богиней, Господом и Духом, Иеговой и Архангелом… Кем угодно, выбирай сама себе имя. Чтобы творить миры необязательно сидеть на Плутоне, запомни это. В любом месте, в покое и тьме великие борются за право поиметь эту сладкую сучку. Изнасиловать то, что не может им принадлежать. Гробницы и саркофаги, тайные места и хитрые ловушки. Запомни, девочка. Тайные места и хитрые ловушки.

Что может понять глупость? Как можно знать, не понимая? Знают молодые, великие — понимают. Скрытое движение мыслей, не останавливающих свою работу в горести и радости, в жизни и смерти, чтобы однажды вспыхнуть подобно сверхновой, уничтожая ледяные глыбы ненужного знания, приводя в движение тонкие нити ассоциаций, заставляя бежать на самый край Ойкумены. Что такое волосы? Повод к подозрению. Сознание абсолютной вины дарит спокойствие. "Ты виновата, запомни это. Виновата уже одним фактом своего рождения в мире титанов. Мелкое зернышко, недостойное даже быть перемолотым. Тебя убьют. Тебя лишат красоты, высосут до дна и придушат в каком-нибудь клоповнике на задворках Внешних Спутников. Поэтому не бойся. Нельзя бояться неизбежного. Полагайся только на себя. Никто не придет тебе на помощь, разве только затем, чтобы потом съесть".

Здесь мудрость. Имеющий слово сочтет ее. Но ей никак не удавалось. Пятьдесят шагов? Шестьдесят шагов? Как будто коридор дышал, жил отдельной жизнью, издевался над ней, расстилаясь в бесконечность, и лишь когда не хватало никаких сил сделать еще шаг, он подхватывал ее, задвигал в пыточное кресло и исчезал. Перед ней была плохо обработанная серая стена. Здесь все делали в спешке, на скорую руку. Кто-то подгонял давно сгинувших, кому-то не терпелось поиметь мироздание. Но мироздание только смеялось, так что ничтожествам оставалось лишь брызгать на стенку. Может быть, даже на эту.

Он не любил отклоняться от раз и навсегда установленного правила. «Имя» — Одри Мария Ван Хеемстаа. «Номер» — 007-ОХ/21121969. «Должность» уполномоченный по делам МАГАТЭ. Как будто здесь что-то могло измениться за истекшие сутки. Как будто трижды сказанная правда набросит тень истинности на все остальное из того, о чем ее спросят, как будто у кого-то есть шанс сказать неправду, когда тело сотрясается в нейрочиповой лихорадке шизогонии эритроцитов. Все должно быть по форме. Форма — вот за что только и оставалось держаться в данном мире невозможного. Остальное не имело ни смысла, ни слов. Вселенная разбивалась вдребезги, крошилась в руках, обращалась в прах. "Не все так просто, детка", — говорил хозяин. — "Ойкумена имеет свод, и держат его великие. Их право на это захолустье — бремя на плечах атлантов. Старейшие заставляют крутиться планеты и спутники, светить солнце, но они пьют кровь, и всем с этим придется смириться. Знающим смириться. Не знающим — пребывать в бессмысленном плане бытия во веки веков. Аминь".