Финское солнце - [28]

Криминалле знал, что бомжи, как и мусорщики, не любят ментов. Если подойти к ним и прямо потребовать или попросить, то скорее всего нарвешься на стальной отсыл. Поэтому умный следователь решил присоединиться к их скромной вечерней трапезе, втереться в доверие, так сказать, а уж потом с помощью хитрых вопросов разузнать что-нибудь о вещах Тююкки.

Подойдя, Калле и Тююкки дружелюбно поздоровались и скромно примостились на коробе из-под лапши. Дым от костра подействовал на Криминалле умиротворяюще-успокаивающе. Он представил, что его в этот момент окуривает кадилом Петерик Ряссанен. Криминалле вспомнил, что дым обладает дезинфицирующим свойством и перешибает неприятные запахи.

«Лучше уж потерпеть, пока испечется картошка, чем потом самому рыться во всех этих горах мусора», – думал сыщик Калле, наблюдая, как Алко закапывает в золу клубни.

– О-о, нашего полку прибыло! – сказал Алко Залпоннен, шмыгнув большим красным носом, разбухшим от водки-простуды-сифилиса-дыма.

8

Местный философ и социальный критик Аско Хуланнен никак не отреагировал на новых слушателей. Еще чего! Не философское это дело – обращать внимание на всякую шушеру. Каждый день к их разбитому лагерю прибивались новые слушатели из опустившихся жителей Нижнего Хутора. Поэтому Аско бесстрастно продолжал свою проповедь на прежней волне. Делился, так сказать, своей очередной философско-религиозной концепцией, причем так высокопарно и пафосно, будто почерпнул эту концепцию из мудрой священной книги.

– Мусор наиболее близок смерти. Это сама смерть, данная нам в зримых образах, – разглагольствовал он. – Некоторые психологические переживания ощущает каждый, выбрасывая что-либо в помойное ведро. Настоящее переживание смерти дается тебе каждую секунду твоего бытия, когда ты выкидываешь частицу себя, частицу прожитой тобою жизни на мусорную кучу. Стрижешь ли ты ногти, или сдираешь скребком старую кожу на пятках, смывая с себя вечером запахи дневного бытования.

Но есть оппозиция понятию «мусор» – это понятие «сокровище», – продолжал вещать Аско. – В нем сохранена идея «неисчезания». Мы с вами есть борцы с деструкцией и смертью материи ради духа человеческого. Мы превращаем мусор в сокровища, в наши сокровища! Мы, сортировщики мусора – санитары рода человеческого, хранители памяти и наследия.

Что такое наша жизнь в конечном остатке? – возвращался к базовым понятиям Аско. – Наша жизнь – это груда мусора, наша жизнь – это вещи и люди, с которыми мы соприкасались и которые впоследствии перестали нам служить. Они становились нам не нужны, и мы в том или ином виде от них отказывались, с ними расставались. И они превращались – для нас – в отработанный материал! Некоторые сразу после краткой встречи, а другие постепенно и мучительно долго. Но, каким бы мучительным ни было расставание, оно наступает неизбежно.

А что такое прожитый день? – вопрошал Аско. – Пакетик кофе на завтрак, обертка от сосиски, скорлупки от яиц, огрызок яблока и кожура мандарина?! Это помятая кровать и скомканные звуки радио… Это старый билетик на трамвай номер два… Это воспоминания и фотографии, которые, будто банные листы, прилипают к астральному телу…

То, что запечатлевает наш глаз-фотокамера, моргая веком, словно затвором, всё это лишь мусор и больше ничего. Мы видим на фотографии различные вещи, но это то, что люди скоро выбросят или уже выбросили к тому времени, когда мы рассматриваем фотографию или открытку. Единственное, что остается – живые воспоминания. Но они не фиксируются. В этом смысле «сокровища» и «мусор» находятся по одну сторону оппозиции: это всё вещи «других» и «для других». А по другую сторону обретаются личные необъективные воспоминания.

9

– Да-да-да! – страстно соглашалась Тююкки, на глазах становясь новым адептом учения местного философа и социального критика. – Когда я выкидывала диван, сам диван мне жалко не было. Мне было жаль звуков, которые он издавал. Жаль скрипов, потому что они смутно напоминали мне о счастливых часах с Йоссиком. Я долго не могла заставить себя расстаться с вещами покойного мужа, потому что они – история нашей жизни и нашей любви. А в детстве я не могла выкинуть старые рваные носовые платочки, потому что они становились мне дороги.

Инспектор Калле слушал речи Аско с куда как меньшим энтузиазмом. Он вдруг вспомнил, как мучительно быстро они расстались с Папайей. Местная по-этесска Папайя, заподозрив местного экзальтированного поэта Авокадо в плагиате, пришла к Калле и потребовала немедленно начать расследование. Чтобы не откладывать дело в долгий ящик, они с Папайей тут же, прямо на письменном столе с заявлением, полюбились.

Ради литературной карьеры Папайя готова была переспать с кем угодно. Стимулируя расследование, она ложилась в постель к Калле каждый день. Но потом Папайя нашла более удачный вариант развития карьеры и раздвинула ножки перед руководителем поэтической студии Гуафой Йоханновичем. Ведь он пророчил Папайе место профессора в литературном институте! От Папайи Калле осталось несколько помятых листков бумаги с поэтическими клятвами в вечной любви и верности и стихами про возвышенные чувства «до самого гроба».