Финики - [41]

      - Жевать?!!!? - так вот что у меня между зубов, - блин, похоже, я слишком радикален для этого мира.

      - Да-да, - заржал Шут, - у тебя между зубов застрял хач!

      - Именно после этих слов, - добавил Слава, - у нашего шутника вчера и появился фингал.

      - А что я сделал потом?

      - Ты кричал, что ты людоед и русский каннибал. Мы попытались тебя успокоить, но... гм, слишком много беседовали о литературе, поэтому ничего не смогли сделать. Потом ты сбросил верхнюю одежду и сорвал вывешенный флаг Рейха. Заорал "Слава дедам-насильникам", обернулся флагом и убежал в неизвестном направлении.

      Я, втайне гордясь собой, сел на скамейку и протянул:

      - Мда-а-а.

      Через минуту моего триумфа, ибо трудно было придумать более эффективного пиплхейтерского поступка, я, обхватив голову, заметил рядом точеные на фрезерном станке ножки Алисы.

      - Слушай ты, дрищара. Если ты ещё раз сделаешь что-нибудь такое, я тебя кастрирую. Ты, дебил рашкинский, если о себе не думаешь, то о нас вспомни. Это хорошо, что мы в такой глуши, где даже никакой ментовки нет. Иначе мы бы давно уже сидели. Совсем охерел что ли? Нам сейчас на станции нельзя появляться. И куда мы пойдём?

      Ругающаяся Алиса чем-то напоминает девственницу, которая только что порвала плеву. Это ей не идёт, я не могу воспринимать эту холодную рапиру в облике человека, как банально ругающуюся бониху. Отталкивающая грубость нажимает кнопку "delete" и из образа любимой мною девушки как-то вдруг исчезает волшебная, острая красота. Я так опечален этим событием, что не замечаю жгучую крапивную пощечину, расцветающую на моей правой щеке.

      Из дома вышел кашляющий Коля Добров и сказал:

      - О-о, камрады, я до станции не дойду. Пойдёмте до автобусной остановки, там хоть дольше ехать, но она ближе. Зато посидим.

      Вполне возможно, что Коля спас меня от расправы, поэтому Алиса ласково помиловала меня:

      - Ты понял меня? Или ты sXe, или пошел на хуй.

      Её глаза теперь совершенно обычны. Я бубню:

      - Я с вами.

      Сколько раз я уже это говорил?

***

      Валентин Колышкин, по прозвищу Шприц, на первый взгляд показался мне реинкарнацией Юшки. На второй взгляд он показался ещё более жалким, чем ботаник из школьного прошлого. Нельзя сказать, что он обладал каким-нибудь ростом или фигурой, казалось, наоборот, их у него давно украли злые евреи. В насмешку над его пламенным национал-социализмом у него раскашивались тёплые карие глазки - наследство заезжего генома. Светлые волосы, как залитое на голове золото, делало этот тёмный, утоплённый под хрупким лбом взгляд, диким, запретным, маньяческим, исходящим не из души, а откуда-то снизу, где бурлит протоплазма и окисляется пища.

      - Шприц, - впервые представился он писклявым голосом на литературном вечере у Коли Доброва, - я национал-социалист.

      Мы приняли его в нашу семью, сначала усыновив в интернете, а затем подтвердив свой выбор реальностью. Теперь он стоял, укутанный в завалявшуюся фуфайку, расхлёбанные, как остатки супа, ботинки. Лицо рябое, куцое, с курносым и приплюснутым свиным носиком и холопской озлобленностью во всём: от нервных, психосоматических движений, до дёрганной, как шизофреник и самостоятельной, живущей своей жизнью, улыбки.

      Не знаю, почему мы все так схватились за обладание этой сморщенной, не по годам уже постаревшей и внутренне обреченной фигурой. Вряд ли нас сразил рассказ Шприца о способах самоудовлетворения. Как мне кажется, каждый из нас хотел иметь под рукой друга ещё более жалкого, нежели ты сам. Это было похоже на тактику некоторых девушек, которые специально выбирают себе пару, чтобы эффектнее смотреться на фоне уродины. Если у тебя нет жалкого друга или некрасивой подруги, то задумайся - может это ты.

      - Вы на акции ходите?

      - Бывает.

      - Меня возьмёте?

      Шут шутит:

      - Ты хочешь гонять таджиков за Россию?

      Шприц воодушевляется:

      - Нет. У меня никогда не было белых шнурков, и я всегда хотел их. Я читал статьи Коли Доброва и понял, что являюсь дерьмом, пока не докажу обратное и не убью кого-нибудь. У вас же у всех наверняка есть белые шнурки, я тоже их хочу.

      Ох уж, эти белые шнурки, за обладание которыми иные скины готовы подвесить свою жизнь. О, белые шнурки - мечта шестнадцатилетнего юноши. Привлекательнее, чем постоянная девушка. Ведь бабы есть почти у всех, а белые шнурки у единиц. Насколько я знал, этот аксессуар был только у Славы за какое-то дурное, полностью алкогольное дело из далекой боновской юности.

      - Так, когда на акцию? Смотрите, у меня и оружие есть.

      И Шприц совершенно бесхитростно достал из-под полы полушубка тесак такой длины, что тот мог соперничать с топором палача. Прохожие бросили врассыпную, и Славе стоило большого труда, чтобы заставить Шприца спрятать оружие.

      - Успокойся, будет акция... будет.

      Кажется, мы ошиблись в оценке Шприца. Но ещё больше переоценили себя.

***

      Как-то раз я крепко закусился с Алисой. Нет, не то, чтобы она была очень вкусная, хотя я и очень сильно желал укусить её за сиську, но она никаким образом не поддерживала то, чем мы стали заниматься. Она никогда не участвовала в издевательствах над слабаками и не делила с нами числитель ненависти к овощам. Она по-прежнему ненавидела меня и всё, о чём я мог с ней поговорить, так это о движении. Я специально провоцировал её, чтобы хоть как-то сблизиться с той, кого любил.