Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе - [526]

Индуизм приемлет и признает многие воплощения Бога, в том числе Кришну, Будду и Христа, и допускает, что будет еще немало и других воплощений…

Наконец, настал день, когда Беренис услышала от гуру последние напутственные слова, ибо он знал, что она должна покинуть его.

– Итак, я научил тебя мудрости, которая есть тайна тайн, – сказал он. – Обдумай все, что я тебе говорил. А потом действуй, как сочтешь нужным и правильным. Ибо Брахма говорит: «Кто не ведает заблуждений и знает, что во мне все сущее, – знает все, что можно познать. И потому он поклоняется мне от всего сердца». Это самая священная истина из всего, чему я тебя научил. Кто познал это, тот воистину стал мудр. И цель его жизни достигнута.

Глава 79

Весь следующий год Беренис с матерью путешествовали по Индии – они стремились как можно больше увидеть и лучше узнать эту удивительную страну. Беренис, посвятившая четыре года серьезному изучению индусской философии, тем не менее довольно быстро поняла, глядя на то, как живут люди, что перед нею – обманутый, заброшенный народ, и ей захотелось до возвращения на родину как можно больше узнать о нем.

И вот Беренис с матерью побывали в Джайпуре, Канпуре, Пешаваре, Лахоре, Равальпинди, Амритсаре, в Непале, в Дели и Калькутте, посетили Мадрас и даже добрались до южной границы Тибета. И чем дальше они проникали в глубь Индии, тем больше поражала Беренис ужасающая бедность, жалкое состояние миллионов людей, населяющих этот необыкновенный, удивительный край. Беренис была озадачена: как случилось, что в стране, породившей такую возвышенную, глубоко религиозную философию, возникла и сохраняется поныне столь низменная и жестокая система социального гнета? Горсточка богачей ведет поистине королевский образ жизни, а миллионы трудятся, не разгибая спины, и получают за это гроши, которых не хватает даже на хлеб! Этот резкий контраст, разрушающий все иллюзии, был выше понимания Беренис.

Она видела улицы и дороги, вдоль которых тесно, плечом к плечу, точно какая-то страшная живая изгородь, сидели на земле грязные, оборванные, полунагие люди, с глазами, полными отчаяния; некоторые просили милостыню для своих учителей – святых пилигримов. Беренис встречала такие места, где жители дошли до последнего предела духовной и физической деградации. В одной деревне началась эпидемия чумы и косила всех жителей подряд: никто не оказал им помощи, не прислал ни лекарств, ни врачей. Во многих деревушках в крохотной конуре ютится по тридцать человек – в таких условиях, разумеется, неизбежны болезни и голод. И тем не менее, если в их жилищах прорубают окна, пусть даже самые крохотные, они тотчас снова наглухо заделывают каждую щель.

Самым страшным общественным злом казался Беренис чудовищный обычай выдавать замуж девушек, не достигших совершеннолетия, почти детей. В результате большинство этих несчастных дошло до такого физического и умственного упадка, что ни о каком здоровье физическом или душевном нечего и говорить, и рано наступающая смерть для них скорее избавление, чем проклятие.

Видя трагическое положение каст неприкасаемых, Беренис поинтересовалась, как они возникли. Ей рассказали, что когда светлокожие предки современных индусов впервые пришли в Индию, ее населяли дравиды – кожа у них была темнее и черты лица не такие тонкие; это они воздвигли величественные храмы на юге страны. И жрецы народа-пришельца потребовали, чтобы его кровь не смешивалась с кровью туземцев. Они объявили, что дравиды – племя нечистое, что к ним нельзя прикасаться. Так расовая вражда породила трагедию неприкасаемости.

Впрочем, как рассказали Беренис, Ганди сказал однажды:

«Понятие неприкасаемости в Индии, наперекор всем стараниям сохранить его, быстро отмирает. Этот бесчеловечный обычай унижает индусов. Ведь с неприкасаемыми обращаются так, словно они хуже животных. Самая их тень будто бы оскверняет имя Бога. Я осуждаю отверженность неприкасаемых так же решительно, как осуждаю навязанные нам англичанами методы управления страной, а быть может, еще решительнее. Существование каст неприкасаемых кажется мне еще менее терпимым, чем британское владычество. Если индуизм настаивает на сохранении каст неприкасаемых, значит, индуизма больше не существует, значит, он мертв».

И все же Беренис не раз видела молодых матерей неприкасаемых с крошечными, хилыми детишками на руках – неизменно держась в отдалении, они с отчаянием и тоской во взгляде следили за тем, как она беседует с каким-нибудь индусским проповедником. При этом она не могла не заметить, что некоторые из них недурны собой и, видимо, очень неглупы. Две или три походили на обыкновенных американок – так выглядели бы хорошенькие толковые американские девушки, будь они заброшены, изолированы от окружающего мира и обречены на жизнь в грязи и нищете, как их индийские сестры. Впрочем, говорили, что пять миллионов неприкасаемых избавились от проклятия, приняв христианство.

А дети? Беренис видела столько жалких, несчастных детей – эти крошечные заморыши даже не могли ходить, а только ползали; они росли заброшенными, без всякого ухода, до того истощенные недоеданием и болезнями, что ясно было: уже ничто не вернет им здоровья. Сердце Беренис разрывалось от жалости, и тут ей вспомнились уверения гуру, что божество, Брахма есть все сущее, есть беспредельное блаженство. Если это так, то где же он, Бог? Мысль эта неотступно преследовала Беренис, пока она не почувствовала, что больше не выдержит, и тогда явилась другая мысль: нужно бороться с нищетой и вымиранием этого народа. Разве не Вездесущий направляет ее помыслы? Да, она должна помогать несчастным, она не успокоится, пока в земной жизни людей добро не придет на смену злу. Беренис всем сердцем стремилась к этому.