Финанс-романс. В дебрях корпоративной Европы - [49]

* * *

На память коллеги из KPEY подарили мне книги о Бонне и Германии, англо-немецкий словарь финансовых терминов и выражений, а также фотоальбом с пожеланиями на четырех языках. Зачастую предложение начиналось на одном языке и заканчивалось на другом. Именно так и шла работа. Даже те из коллег, с кем мы почти не пересекались, написали очень трогательные слова – например что мне пойдут на пользу перемены и что аристократический дух Люксембурга преобразит мою жизнь. Одни замечали, что у меня embedded savoir vivre [52] , другие – что до меня никогда не встречались с таким количеством smart outfits [53] и будут скучать по моей шапочке, похожей на торт! До сих пор я считала, что embedded бывает только лизинг, хедж или деривативы.

Глава двадцать первая На новом месте

Переезд в другую страну – это всегда кризис. Речь, конечно, не о бытовых сложностях, хотя их хватает (иногда прямо оторопь берет, когда вдруг понимаешь, что не знаешь номера «Скорой помощи» или под рукой не оказывается жизненно важного документа). На новом месте все твои убеждения проходят проверку в непривычных условиях.

Самым сложным был, конечно, первый переезд в Финляндию. Мне почему-то казалось, что жизнь наших соотечественников за рубежом состоит из бесконечных праздников и побед. А как же иначе, ведь мы такая талантливая нация. Умеем адаптироваться к любым условиям, готовы учиться и работать не покладая рук. Это в своей стране не получается развернуться из-за экономических и политических сложностей, а на европейской-то благодатной почве сам бог велел!

Я была удивлена, узнав, что для финнов выходцы из СССР – прежде всего мелкие воришки, проститутки и пьяницы. Ну и конечно, «социальщики» – профессиональные бездельники, получающие пособие и не стремящиеся работать. Иногда попадаются программисты, инженеры, ученые и студенты, но общего впечатления они не меняют.

В начале 90-х годов многие европейские страны ввели новое миграционное законодательство, ориентированное на жителей развалившегося СССР. Оно давало право бывшим соотечественникам и их потомкам вернуться на историческую родину. Финляндия, например, принимала недавних советских граждан с ингерманландскими или финскими корнями. Эти инициативы появились на волне энтузиазма по поводу строящейся российской демократии и, вероятно, в расчете на то, что в Европу поедут талантливые музыканты, спортсмены, артисты балета и конструкторы подводных лодок. Сейчас, спустя почти двадцать лет, русскоязычное население пятимиллионной Финляндии оценивается примерно в пятьдесят тысяч человек (к примеру, на восемьдесят миллионов населения Германии приходится порядка шести миллионов эмигрантов из бывшего СССР). Конечно, не все эти люди попали сюда по социальным программам, кто-то вышел замуж, приехал работать или учиться, а кто-то вообще нелегал.

Если верить последней статистике, надежды европейских стран не оправдались: около трети всех российских переселенцев не работает, толком не знает языка своей новой страны и довольствуется социальным пособием. Для сравнения: в Финляндии уровень безработицы среди кореного населения колеблется между тремя и пятью процентами. Финские обыватели пренебрежительно рассуждают о русских социальщиках и дармоедах. Столько денег честных налогоплательщиков ушло на то, чтобы принять их у себя в стране, предоставить жилье и пособие, оплатить языковые и профессиональные курсы. А в ответ вместо полезных членов общества они получили неопрятные и подозрительные русские районы с повышенным уровнем преступности, где в лучшем случае громко включают по ночам музыку и из-под полы торгуют привезенными из России дешевыми сигаретами, а в худшем – предлагают наркотики и секс-услуги.

У меня перед глазами пример двоюродной сестры Вероники. Она – из тех людей, которым все всегда сходит с рук. В школе ей «помогали» родители, уговаривая учителей дать возможность дочери переписать контрольную, а иногда и просто покупая заранее правильные ответы или темы для сочинений. Мамины и папины деньги, отнюдь не большие и совсем не лишние, обеспечили ей место на платном отделении какого-то инженерно-заборного института в Тверской области – лишь бы только у девочки было высшее образование. По его окончании родители же пристроили Веронику перебирать бумажки в бухгалтерии небольшого заводика.

После того как мы с Алексом переехали в Финляндию, Вероника вдруг решила, что ей хочется заграничной халявы. Недолго думая она получила туристическую визу и свалилась нам на голову. Ни языка, ни иммиграционных законов она не знала, просто где-то слышала о том, что в Финляндии люди называют себя беженцами, как-то устраиваются, получают пособие, социальное жилье и горя не знают. Вот и она рассчитывала на пособие, а еще на доходы от сдачи родительской квартиры в Киеве.

Семья считала, раз уж мне в жизни повезло, мой долг – помочь Веронике хотя бы потому, что она одинокая мать. Тот факт, что я вынуждена прикрывать нелегала и рисковать собственной рабочей визой, никого не беспокоил. Я бы сама никогда не решилась на сомнительный иммиграционный статус, потому что риск высылки за нарушение правил означает запрет жить в Европе. Именно поэтому мы с Алексом в свое время и пошли по долгому, но законному пути.