Финал новогодней пьесы - [4]

Он на мгновение стиснул в ниточку губы, а затем продолжил ровным голосом:

– В литературе не так уж много тем, Ал. Джо тебе скажет, сколько именно. Талант писателя или драматурга в том и заключается, чтобы заставить вечную тему зазвучать по-новому. Значит, так…

– Не психуй, старик, – перебил Альберт. – Меня другое интересует: как это практически?

– Что?

Альберт Сон встал, в одну секунду сделавшись гораздо убедительнее, и еще потянулся всем телом, задрав длинные ручищи.

– Объясни мне, Фил, – он смотрел на него чересчур сверху. – Каким образом этот самый незнакомец собирался исполнять мечты того парня. Чисто технически: как? Прости, но я пока что не понимаю. Я подумаю, конечно…

Филип бессильно застонал сквозь зубы. Это повторялось каждый раз, от «Мужа» до «Снежинки». Как это делается, как практически… пока Альберт не объявлял, что во всем разобрался, пьеса не рождалась. Никогда, даже если Сведен и Фальски за его спиной сговаривались не обращать внимания на эти глупости. Не получалось, не писалось, даже не вымучивалось, – и они покорно ждали результатов эмпирических изысканий Ала. Но тогда было время

– время! – которого теперь катастрофически не хватало…

– Это неважно, Ал, – он старался, чтобы голос звучал безаппеляционно, чего было трудно добиться, находясь где-то внизу. – Театр, как ты знаешь, – условное искусство. Есть масса постановочных фокусов, которые придадут эпизоду сценическую достоверность. Да что я объясняю, ты же у нас заканчивал режиссерские курсы! Кроме того, может, я неясно выразился, но воплощение в жизнь мечты в данном случае не стоит воспринимать конкретно, это просто символ…

Альберт Сон заложил руки за спину и теперь уже беспокойно заходил по комнате, меряя ее из угла в угол гигантскими шагами. Творческий процесс пошел. Только Фальски отнюдь не был уверен, что его это радует.

– Живой пюпитр Музыканта в «Снежинке» – тоже символ, – горячо заговорил Альберт. – Но если бы на самом деле его не было, спектакль получился бы мертвым, можешь мне поверить!

Мерзкая железка высунулась из спальни и тут же юркнула обратно.

Филип передернул плечами. Идея с живым пюпитром, – не рояль, не скрипка и не дирижерская палочка, что было бы банально, а именно пюпитр, – возникла у него, у кого же еще. Разумеется, на сцене бутафорское устройство на шарнирах приводилось в движение с помощью невидимых нитей, как марионетка, что вполне устраивало зрителей. Уже после премьеры, зайдя к Альберту отпраздновать это событие втроем, по-домашнему, они с Джозефом были встречены в дверях этим… аппаратом?… существом?…

– Зрители не полные идиоты, – все больше распаляясь, продолжал Ал. – Они никогда не поверят в то, что в принципе невозможно…

До сих пор молча глядевший в камин Сведен вдруг заерзал и вскинул голову.

– Невозможно, – подтвердил он.

– Что?

Джозеф тоже встал.

– Это невозможно, я заранее предупреждаю, чтобы потом не было претензий. Я не напишу. За неделю… да вы с ума сошли оба. Сейчас такое время… контрольные, сочинения, диктанты… педсоветы постоянные… Конец четверти, вы это понимаете?!

Я кого-нибудь убью, обреченно подумал Фальски. Если не одного, то другого. Если не прямо сейчас, то через несколько минут. Если они и дальше…

Он поднял глаза и пересекся взглядом с Альбертом Соном.

Ал кивнул.

Он подошел к камину и, раскинув длинные руки, обнял обоих соавторов за плечи.

– Мы все вс? понимаем. Так что кончаем болтать и давайте работать, – он сел, открыл ноутбук, взглянул поверх него на стенные часы и добил Филипа лаконичной фразой:

– Потому что в семь часов меня ждут.

* * *

Она так и сказала в лицо Старику: меня ждут. Оделась и ушла под восхищенные взгляды Рокси и Вероники. В конце концов, формально у него не было никаких прав ее задерживать. А неформально… да ну его, не в первый и не в последний раз она портила отношения со Стариком.

Гораздо хуже, что ее никто и нигде не ждал.

Шел снег – не густая горизонтальная метель, как вчера, а мягкий, пушистый, плавно планирующий на замшевую перчатку большими резными снежинками. Сквозь снежную сетку весело светился разноцветными огнями центральный проспект города. Большинство магазинов уже украсили витрины новогодней атрибутикой – на взгляд Лары, рановато, но все равно приятно для глаз. Она подошла к одной витрине, где посыпанный блестками белый зайчик регулярно подавал Снегурочке большой стеклянный шар, но в тот момент, когда Снегурочкина рука соприкасалась с лапкой зайчика, хмурый Дед Мороз поворачивал через плечо бородатую физиономию, и зайчик предусмотрительно отдергивал подарок. А шарик вертелся на серебряной нити, отражая смеющуюся Лару в белой шубке.

Очень даже здорово: вот так гулять под снегом, глазеть на витрины и потихоньку проникаться этим призрачно-радостным новогодним настроением. Когда все вокруг чуть-чуть ненастоящее, сверкают лампочки и гирлянды, а навстречу идут счастливые, поголовно счастливые люди, и все они видят тебя: юную, неотразимую, улыбающуюся, заснеженную и на высоких каблучках. Походка становится легкой-легкой, и можно придумать, что тебя действительно ждут в двух шагах впереди, за прозрачной белой пеленой, а еще вдохновенно нафантазировать, что вот-вот все переменится и станет немыслимо замечательно…