Филумана - [3]

– Даже чем твой? – весело поразилась я, на секунду перестав жевать.

– Даже чем мой… – понурилась мама.

– Ага, – глубокомысленно откликнулась я. – Делаем вывод. Значит, В. А. Шагиров – не капитан дальнего плавания.

– Нет, совсем не капитан, – вздохнула мама.

– Тогда кто же он? – в глубочайшем изумлении развела я руками.

В правой руке был зажат огрызок, оставшийся от батона. Он привлек мое внимание, и после некоторого раздумья я откусила от него выступающий кусочек корочки.

Мама, нахохлившись, наблюдала за моими манипуляциями.

– Ты не поверишь, – тоскливо выдохнула она.

– А я проверю! – пообещала я.

– Да как же ты проверишь? Он – князь!

– Ах, князь? – деловито уточнила я и потянулась за карандашом и бумагой, чтобы все записать тщательнейшим образом. – Какого княжества? Как туда проехать? Трамваем или троллейбусом?

– Никак не проехать, – бесцветным голосом объявила мама. – Я пыталась. Никак.

– Но ему-то это все же как-то удалось? Или не удалось? Тогда давай перейдем к следующему кандидату на мое отцовство. Итак, кто на очереди? Президент, космонавт, иностранный шпион?

– Ему – удалось! – перебила мама. И повторила с нажимом. – Ему! Мне – нет.

– Как-то не очень внятно получается, – констатировала я. – Может, потянем нить событий с другого конца? Расскажи мне о вашем знакомстве.

– Мы встретились за огородом дяди Миши, – с готовностью начала мама.

Но я поспешила уточнить:

– Дядя Миша – это кто? Тоже князь?

– Дядя Миша – князь? – рассмеялась мама. – Какой же он князь – он просто мой дядя. Брат моей матери. Твой двоюродный дедушка. Ныне покойный. Уже лет десять как схоронили. Или даже одиннадцать, надо посмотреть письмо тети Веры.

– Может, хоть тетя Вера – князь? – с некоторой надеждой поинтересовалась я. Уж очень хотелось дальше про князей. Но мама только отмахнулась:

– Какой там князь! Во-первых, не князь, а княгиня, во-вторых, и не княгиня, а просто жена дяди Миши. Живет в хуторе Калиновка. Двадцать лет назад я, студенткой, каждое лето к ним ездила. Там так красиво…

Она примолкла, взгляд затуманился воспоминаниями.

– И? – поторопила я ее.

– И доездилась… – невесело хмыкнула мама.

– А-а, значит, он из местных? – поняла я. – Наш князь, хуторской!

– Что он не из местных, я поняла сразу, – покачала головой мама, грустно улыбаясь. – Ослепительной красоты, в белом парадном мундире с золотым шитьем…

– Он что – сразу явился перед тобой в бею? ? Надеюсь, конь, на котором он прискакал, тоже был белым с золотой гривой?

– А вот коня и не было, – тихо продолжила мама. – Был белый мундир, испачканный зеленью. И грязные коленки. Потому что вечером был дождь, и, пока он выползал, то извазюкался основательно…

– Выползал? – в негодовании перебила я ее. – Откуда? Из норы? Он что, к тому же еще и подземный житель? Князь сусликов, байбаков и прочей норной живности?

– Из кустов он вылезал. Из терновника. Знаешь, бывают такие огромные кусты – как курган.

– Не видела ни разу.

– Эх, городская ты моя девочка… Терн – это такой кустарник. Ягоды на нем растут. Похожие на сливу. Только маленькие и кислые. Никому он не нужен, поэтому разрастается такой шапкой…

– Он американский? – припоминая, уточнила я. – Точно, читала такую американскую сказку, там братец Кролик, кажется, все время просил братца Лиса: «Что хочешь со мной делай, только не бросай в терновый куст!» А потом оказалось, что Кролик как раз там и живет.

– Не думаю, что терновник такой уж американский, – засомневалась мама. – Сколько помню, у нас по степи всю жизнь заросли этого терна росли. Колючие и непролазные.

– Видно, для кого как! Наш-то князь-молодец умудрился, по твоим словам, как-то пролезть?

– Он – да. Он вообще был очень настойчивым. Целеустремленным, Ты вся в него. И не забывай, там все-таки есть проходы. То ли твои американские кролики их делают, то ли наши отечественные зайцы. То ли просто местные хуторские собаки. Но ходы есть, я потом смотрела. Узенькие такие, низкие. Как норы в зеленом холме. И как он умудрился еще относительно чистым вылезти?

– А залезать-то ему туда зачем было? Да еще в белом мундире?

– Потому я и не хотела тебе эту историю рассказывать. Потому что чушь получается. Небылица. И куда нелепее, чем сказка про капитана дальнего плавания…

– Не томи, – попросила я.

– А вот сама не знаю, откуда он там взялся! – наконец решилась мама открыть мне страшную тайну. – Сам он объяснял, что появился прямо там, в самой чащобе. И даже решил повернуть назад. Но любопытство одолело: что там, за кустами. Изнутри же видно, что они не сплошные, небо проглядывает, опять же норы… Ну и полез. И прямо в мои объятия.

– Это как же так? – не поверила я. – Ты ж у нас такая неприступная! Никогда ни с кем. А его – сразу в объятия?

– Любовь, Наташенька, страшная штука, – потупясь почти как на свадебной фотографии, сообщила мне мама. – Не знаю, как оно получилось. Слышу – хрустит. Вижу – вылезает. Чумазый, красивый, эполеты на солнце сияют золотом. Смотрит на меня снизу вверх. Взгляд такой – непередаваемый. И удивление, и восхищение, и восторг. Может, он тем восторгался, что вылез все-таки, но я – то на свой счет приняла. Подбежала помочь подняться, отряхнуться и сама не заметила, как я уже в его объятиях и он меня целует. А я – его…