Философы с большой дороги - [33]

При всем том 776 год до н.э. тоже вполне достойный кандидат, чтобы взять его за точку отсчета. Год основания Олимпийских игр. Множество городов, единый язык, борьба, конкуренция. Тосты – победителям, проигравшим – насмешки. Идеальная модель цивилизации. А крепкие бицепсы и готовность осыпать оскорблениями – ее основная движущая сила. Что видим мы в истории человечества? Соперничество – от тучных лугов Олимпии до безжизненных равнин Луны. Греки и персы. Афины и Спарта. Рим и Карфаген.

Предполагается, что этому будет положен конец? Не припоминаю, будто мне доводилось слышать что-то подобное...

 Узы слова

Издатели таки поймали меня и стали изводить вопросами о книге: как идут дела, когда она будет закончена. Я отбивался, требуя еще денег, – просто потому, что так мне было проще отговориться, ссылался на трудности с поиском пишущей машинки, а если машинка находилась, не было ленты, и так далее – в ход шел весь список отговорок, от (a) до (z), дававших возможность увиливать от работы.

Не знаю, то ли я, совершенно к этому не стремясь, был неотразимо обаятелен, то ли мне попался единственный в мире издатель, готовый бросать деньги на ветер, но я получил еще один чек.

Я купил десять ящиков текилы – идеальное средство для промывки мозгов. Этого количества должно было хватить на то, чтобы растворить и вымыть все живое в организме Эдди Гроббса, но случилось иначе: когорта знакомых выпивох добровольно вызвалась составить мне компанию и вместе провести уик-энд в домике под Саут Зил.

Возможно, этот факт не стал достоянием широких масс – уик-энд, устроенный нами на площади три сотни квадратных футов, был весьма неординарным событием. То было межгалактическое эйфорическое братское единение навеки, длившееся несколько часов кряду.

Замечу: подписание договора – штука своеобразная, у некоторых может остаться ошибочное впечатление, будто они о чем-то договорились.

В ответ на официальный запрос издателей я отбрехался новым требованием денег, причем оно было выражено в куда более грубой форме, чем в первый раз. Я искренне надеялся, что общение со мной уже утомило моих партнеров. Нет, следуя установившейся традиции, они прислали чек.

Что ж, в какой-то мере я сам на себя взвалил эту ношу. Я уступил – и выслал им общий план книги (набросанный по моей просьбе одним из аспирантов). В ответ на мой адрес пришел каталог издательства, где была анонсирована и моя готовящаяся к печати книга. Появление каталога стало событием года. Ничего не могу с собой поделать: порой мне нравится дарить людям бескорыстную радость, и поэтому, когда меня спрашивали, будет ли закончена книга, я отвечал «да». Этот период в жизни моих издателей можно назвать эпохой радужных надежд.

Затем наступил период, когда выход очередного каталога и звонки каких-то безумных женщин, работавших в издательстве, чередовались с завидной регулярностью. Одни из этих дам плакали в трубку, другие осыпали меня угрозами с той скрытой, подавляемой ненавистью, которая предшествует серии яростных ударов хорошо наточенным кухонным ножом. Мое чувство вины разрослось до таких пределов, что после четырех лет работы над книгой я отправился в университетскую библиотеку и заполнил несколько страниц выписками из работы преподобного уж не помню кого, посвященной мыслителям средневековья и опубликованной в прошлом веке.

Наконец у меня в квартире раздался звонок, и женский голос с шотландским акцентом сообщил, что меня беспокоит новый редактор книги. «Почему бы нам где-нибудь не выпить?» Эта женщина знает, как надо обращаться с раздражительными философами, подумал я.

Что ж, я приехал в издательство, чтобы быть растерзанным читателями, которых может представить себе лишь автор, на семь лет задержавший сдачу рукописи, в течение всего этого срока получавший небольшие, но раздражающе оскорбительные и мешающие работе авансы.

Прибытие в издательство и стакан какого-то пойла в руке – последнее внятное воспоминание, сохранившееся у меня от этого визита – призваны заполнить куда более длительный промежуток времени. Мнемотехника порой организует прошлое в несколько ином порядке, нежели происходили события. У меня весьма смутное представление, почему в самолете слишком холодно или слишком жарко, и еще более смутное ощущение испытываемого мной дискомфорта и дезориентации.

Что касается холода и дискомфорта, мое тело предоставило на этот счет некую дополнительную информацию. После того как сознание ее обработало, ощущения оформились в единый образ: я лежал, пристегнутый наручниками к батарее, в какой-то лачуге. Стены ее были выкрашены в белый цвет, мебель отсутствовала. Так как кандалы – одно из тех средств, которые официальные власти охотно применяют для усмирения непокорных философов, я решил, что угодил в тюрягу в какой-то отсталой, нуждающейся стране. Вслед за этим я задумался, как отнесется к моей судьбе ближайшее британское консульство.

Тут, однако, в дверях появилась юная леди, которой выпало счастье быть моим редактором.

Запой – негуманная точка зрения. Среди множества иных неприятных переживаний, которыми приходится расплачиваться за склонность к запоям, присутствует и постоянное беспокойство, что тепленького тебя легко могут похитить.