Философы из Хуайнани. Хуайнаньцзы - [90]

и постиг вещи, не имеют причин отрицать друг друга, как и дамбы, орошающие поля. Ныне забивают быка для жертвы, готовят его мясо: делают его либо кислым, либо сладким, жарят на сковороде или калят на костре, смешивают вкусы тысячами способов, но корень остается все тот же-это коровья туша. Берут разные сорта камфорного дерева [72], колют и расщепляют, одно идет на внешний и внутренний гроб, другое-на столбы и перекладины, ошкуривают, рубят, тешут и строгают, используют тысячами способов, но все это остается одним-древесным материалом. Так и речи ста школ: их соображения и доклады высшим противоречат друг другу, но все они согласуются с дао. Так, струнные, бамбуковые, металлические, каменные инструменты в оркестре едины, но музыканты – разные [73], однако держат целое. Бо Лэ, Хань Фэн, Цинь Я, Гуань Дин [74]-их искусство определения ценности коней по внешнему виду было разным, но все они одинаково были их знатоками. Законы Трех царей и Пяти предков были разные, но эти владыки одинаково владели людскими сердцами. Поэтому Тан, войдя в Ся, пользовался их законами, У-ван, войдя в Инь, следовал их ритуалу. То, благодаря чему погибли Цзе и Чжоу, стало средством наведения порядка для Тана и У-вана. Кривые резцы для гравировки и пилки лежат рядами- не потому, что хороший мастер не может без них обработать дерево; горны, мехи и формы для литья приготовлены-не потому, что добрый литейщик не может без них выплавить металл. Ту-Разделыватель туш за одно утро готовил девять туш, а нож его по-прежнему рассекал волосок; Повар пользовался одним ножом девятнадцать лет, а он оставался как только что заточен [75]. Отчего так? Оттого, что нож их гулял среди множества пустот. Циркули, угольники, крюки и отвесы-только орудия мастерства, но не то, чем мастерство создается. Если у лютни нет струн, будь ты хоть Мастером Вэнь [76], не сможешь сыграть мелодии. Но сами струны не передают скорби. Поэтому струны-это орудие передачи скорби, но не то, чем скорбь образуется. Движение рук Плотника [77] подобно пусковой пружине арбалета, выпускающего одну стрелу за другой так, что рябит в глазах и неясно их движение. Он входит в самую тонкость тьмы, Дух его напряженно ловит созвучие, гуляет в многочисленных пустотах меж сердцем и руками, и нет между ним и вещью границ [78]. Отец не может научить этому сына. Слепой музыкант отпускает свое воображение и создает образ вещи [79], мысленно воспроизводит его в танцевальных движениях и передает его в звучании струн-искусство это не может описать даже брат брату.

Ныне ровная поверхность вымеряется уровнем, прямая-отвесом, но способность вымерять ровность и прямизну без уровня и отвеса-это не всем данное искусство. Ударишь ноту гун, и гун откликнется, тронешь струну цзюэ, и цзюэ дрогнет [80]-это взаимный отклик подобных звуков. Но то, что не имеет соответствия в пяти основных звуках, но чему откликаются все двадцать пять струн,-это непередаваемое искусство. Колебание листвы в осенней тишине [81]-это господин формы, покой и тишина-хозяин звука.

В Поднебесной нет устойчивого представления об истинном и ложном, каждое поколение утверждает свою правду и отрицает свою неправду. То, что называют правдой и ложью,-различно у каждого, но каждый утверждает свою правду и отрицает чужую. С этой точки зрения в делах есть нечто совпадающее с тобой, но это не имеет отношения к истине, как есть нечто противное сердцу, но это не имеет отношения ко лжи [82]. Так что те, кто домогаются истины, не ищут действительного порядка вещей, а только совпадающего с собой. Тот, кто отвергает ложь, не искореняет разветвлений порока, а гонит то, что противно его сердцу. Но противное мне не обязательно не подходит другим, а то, что подходит мне, не обязательно не будет отрицать толпа. Истинные правда и ложь состоят в том, что высшая правда не несет в себе лжи, а высшая ложь не имеет в себе правды. И то, что правда здесь, может быть ложью там; а ложное там может быть правдой здесь,-одна и та же правда, одна и та же ложь. Эти ложь и правда есть только один угол или закоулок, а то, что есть Истина и Ложь,-это весь космос (Пространство и Время). Ныне я хотел бы найти правду и утвердиться на ней, найти ложное и отбросить его, но не знаю, что в мире называют правдой и что ложью, не знаю, кто прав, а кто нет! [83] Лаоцзы говорит: "Управление большим царством напоминает приготовление блюда из мелких рыб" [84]. Добрые скажут: "Не надо волноваться". Жесткие скажут: "Прибавь соли да кислоты, вот и все" [85]. Цзиньский Пин-гун сказал не должное, и Наставник Куан поднял цинь и метнул его в царя, цинь зацепился за полу царского платья и ударился о стену. Приближенные хотели изгнать Куана, но Пин-гун сказал: "Оставьте его, это моя ошибка" [86]. Кунцзы, узнав об этом, сказал. "Пин-гун не то чтобы не чувствовал боли, но он хотел, чтобы его и в дальнейшем наставляли". Ханьцзы же возразил: "Если слуг, нарушивших ритуал, не казнить, это поведет к новым ошибкам". Это и есть причина того, что Пин-гун так и не стал баваном.

Однажды гость Мицзы [87] представил ему своего гостя. Когда тот вышел, Мицзы сказал: