Философы Древней Греции - [46]

Такими были те из старших софистов, кто занимался преподаванием. Они имели изысканные манеры, были вежливы и учтивы, вели себя как хорошо воспитанные люди и в большинстве случаев занимали важные политические должности. Например, Протагор, хотя и не был уверен, что боги существуют, был уверен в том, что их нужно чтить: набожность, которую укрепляет государственная религия, – важный элемент цивилизующего влияния, необходимого, чтобы укрощать человеческую натуру. Горгий разработал нечто вроде таблицы правил этикета, где было указано, какое поведение в обществе будет правильным в такой-то ситуации для человека такого-то возраста, пола и общественного положения.

Но у более молодых учителей – младших софистов – эти утонченные благородные манеры сменились совершенно иными²⁰. Из нового для их времени понимания, что в структурировании общественного поведения и создании принятых в обществе ценностей важную роль играют условные договоренности, эти софисты следующего поколения стали делать выводы, ранившие чувства других людей, – о том, что следует отбрасывать все прежние ценности как совершенно произвольно принятые условности. Критий, более известный своей беспринципностью, когда был временным диктатором, чем достижениями в области интеллекта, применил деструктивную критику в отношении религии: он говорил, что богов придумали хитрые политики, чтобы страхом заставить народ хорошо себя вести. Фразимах, отличавшийся упорством и стойкостью адвокат, подводя итог своему опыту работы с судами и судебными делами, откровенно заявил, что справедливость – просто имя, которое дается любому поступку, который дает «преимущество сильнейшему или правителю»²¹. Антифон был уверен, что несправедливость нельзя считать неестественной, если она не влечет за собой никакой боли, если не будет обнаружена и наказана, а поступки, «противные природе», всегда имеют вредные последствия. В «Двойных аргументах» их неизвестный автор набрасывает общую схему защиты обеих сторон в любом судебном деле и включает в нее примеры, показывающие, как доказать, что один и тот же поступок хорош, плох и ни хорош ни плох. Этот список можно было бы расширить, но приведенных примеров достаточно, чтобы показать, как младшие софисты обобщили и сделали явными некоторые наименее приемлемые и, в сущности, наименее заслуживавшие доверия следствия из идей своих учителей.

Одним из факторов, которые помогли софистике приобрести широкую известность и одновременно вызвали гнев против нее во многих кругах, было то большое значение, которое снова приобрели дебаты. Выступление Гиппия на Олимпийских играх, когда он, показывая свои высокие достижения в умственной гимнастике, отвечал на любой вопрос, который ему кричали, было типичным примером того, как стали смотреть на беседу – ее все больше считали прежде всего возможностью помериться умом, состязаться в области мысли. Греки любили хороший спор, и словесное единоборство могло найти заинтересованных слушателей. Позже Аристотель написал свой анализ языка и логики, в котором кратко сформулировал цели таких «дебатов»: те, кто сражается словами, вначале ставят себе целью опровергнуть противника. Если и это невозможно, они ставят себе целью поймать противника в ловушку, заставляя его утверждать парадокс. Если это не удается, они пытаются заставить его сделать ложный вывод, который потом можно предъявить публике и этим дискредитировать противника, или вынуждают его говорить с нарушением грамматики, чтобы позже заявить о его неграмотности и отсутствии нужных знаний. И наконец, если ничто из всего этого не удается, они пытаются довести противника до неразборчивого бормотания!

У Платона в его диалоге «Эвтидем» Сократ изображен втянутым в такой бой насмерть словесным оружием. Его противники – два приехавших на время в Афины брата – Эвтидем и Дионисидор, которые «бросили заниматься фехтованием в доспехах и стали фехтовать словами». Эти карикатуры на тогдашних героев диспута, которые при своих плохих манерах побеждали противника словами, вызывают у современного читателя некоторую симпатию к тем консерваторам, которые, как Аристофан, были возмущены таким побочным действием нового высшего образования.

В этом диалоге Платона Сократ, спросив у приезжих братьев о природе добродетели, слышит от них, что он уже знает ответ на свой вопрос:

«– Ответь мне, Сократ: ты – знающий человек?

– В том, что мне известно, – да.

– Это не ответ на мой вопрос: отвечай «да» или «нет».

– Ну, тогда – да.

– А быть и не быть чем-то в одно и то же время невозможно. Поэтому, если ты знающий человек, ты знаешь все…»²²

Сократ считает, что это неправда, но у Эвтидема есть на это готовый ответ: неправдой было бы «сказать то, чего нет»; но «небытие не может ни существовать, ни быть подумано, ни быть сказано»; значит, ложное утверждение невозможно! За этим применением элейской логики там, где она не к месту, следует неправомерное использование приема «отвечай «да» или «нет» (заимствованного из техники перекрестного допроса в суде), которым софисты владели в совершенстве, перемежаемое оскорблениями, которые не задевают Сократа, но одного из его младших товарищей чуть не доводят до апоплексического удара