Философский камень - [102]

Мы не представляли, почуяла ли эта «нежить» нас. Я полагаю, что скорее всего нет. Она пошевелилась во сне, мельком огляделась и, не заметив ничего интересного, постепенно опять погрузилась в сон.

И сидя там, мы созерцали одно и то же видение: беспросветный ужас, который воцарился бы, пробудись вдруг эта «нежить». Перед внутренним взором у нас грузно рушились горы, в неимоверный зев разверзлось океанское дно, куда исчезал весь Тихий океан, континенты сминались и рвались, словно бумажные листы. Вся планета сдавливалась с легкостью, с какой сильный человек может сдавить в кулаке спелый апельсин.

Ощущение землетрясения постепенно унялось. Переживать его было жутко: мы с такой ясностью сознавали, что это даже не рассчитанное движение, а так, лишь неспокойные шевеления во сне. Пробудись «нежить» чуть сильнее, невозможно и сказать, что бы последовало; даже шевеления были подобны извержению Кракатау[232].

Когда все снова успокоилось, мы оба уяснили, что рукопись Войнича снова «закрылась», став совершенно непроницаемой. Но за те несколько секунд перед тем, как зашевелилась «нежить», я углядел достаточно для того, чтобы вызнать ответы на большинство тех вопросов, что не давали мне покоя.

Да, «они» создали людей себе в услужение. У «них» была сила, но не было точности. И долгие века люди преданно им служили и имели доступ ко многим секретам. А потом Хозяева навлекли на себя небывалое бедствие, нечто такое катастрофическое, от чего оказалось уничтожено большинство человечества. Однако прежде чем впасть в изнеможение, «они» уяснили свою опасность: их слуги могут сами сделаться хозяевами Земли и прознать древние секреты.

Все это я очень четко узрел в те несколько секунд до того, как полностью утратил интерес к рукописи Войнича. Я не уяснил природы катаклизма, едва не уничтожившего планету вместе с самими Старыми, не уяснил это и Литтлуэй. Впрочем, он уловил другие аспекты, он увидел, что Старые создали автоматические силы, которым во время великого сна вменялось сторожить интересы Старых. Предприняли «они» и определенные шаги к тому, чтобы не дать своим бывшим слугам стать чересчур сильными. Самое важное здесь отводилось религии пытки и жертвоприношения. Их целью было превратить людей обратно в зверей. И это было не слишком сложно, поскольку для людей характерна некоторая узость видения, что делает их легкими жертвами обмана. Вслед за падением Великих Старых непосредственно следующая эпоха была эпохой Религий Ужаса. Люди верили, что умилостивить богов можно лишь пыткой и смертью, отчего шли на войны единственно с целью захватить врагов, которых можно замучить до смерти и вслед за тем съесть. Когда врагов в наличии не было, в жертву богам приносились девственницы из племени. Эпоха Религий Ужаса длилась тысячелетия, и отметина ее все еще не сходит с рода человеческого. Великие Старые близко подошли к своей цели превратить своих бывших слуг в род обезьян-убийц. Я уловил темный просверк того ужаса, какой ощутил, когда посещал с Литтлуэем Стоунхендж. Варварства, на которые способны были люди, оставили на человечестве свой стойкий след. Даже в 1830-х годах секта Религий Ужаса по-прежнему существовала в Индии под названием «Тугги-Удушители»[233]. Душители ежегодно месяц отводили убийству путешественников, тела которых погребали. Такие же секты процветали среди инков, ацтеков и майя. Странная подсознательная память тех сект подстрекала нацистов в их рвении истребить евреев.

Пережитое ощущение того дня потрясло нас обоих. Неправдой было бы сказать, что наше любопытство исчезло окончательно, нет, просто оно было придавлено вселившимся страхом. Нечто пошевелилось во сне; когда оно очнется? Сегодня, завтра, через сто лет? Чего стоит в таком случае человеческая эволюция? Проснувшись, «они» уничтожат нас всех.

Оставаться в Филадельфии больше не было смысла. Из рукописи мы узнали все, что хотели. Прежде чем отправиться на ночь, мы забронировали обратные билеты до Нью-Йорка, Оттуда решили отправиться морем. Мчаться домой не было смысла.

В ту ночь впервые после «операции» я спал плохо. Проснулся задолго до рассвета и сел у окна, слушая глухой шум дождя и отгоняя депрессию. Все казалось бессмысленным; я не мог отделаться от мысли о той грозной силе, пошевелившейся во сне. Еще меньше суток назад я считал, что дорога человеческой эволюции беспрепятственно простирается вдаль. Теперь я знал, что она закрыта. Я поймал себя на том, что подумываю, нельзя ли человечеству обосноваться на какой-нибудь другой планете Солнечной системы — Венере, например.

Я невольно вздрогнул, когда из темноты подал голос Литтлуэй; оказывается, он тоже лежал без сна.

— Что, по-твоему, вызвало катаклизм?

— Ты думаешь, от этого какая-то разница?

Но я уловил его линию рассуждения. И хотя это казалось бессмысленной спекуляцией, следующий час я провел в размышлении над этим. Снаружи все казалось необъяснимым. Эти существа не владели индивидуальностью в том смысле, в какой владеем мы. Так, наши человеческие проблемы возникают из-за разобщенности, возникающей на индивидуальной почве, поскольку все наши проблемы можно суммировать одним словом: тривиальность. Мы — жертвы «демона тривиального». Все невзгоды человеческие можно в конечном итоге свести к узости человеческого сознания. Что до этих «сил», то ловушка тривиального им чужда. Они — элементальны.