Философские пропасти - [7]
Апокалипсис нашего времени стирает нас в порошок своими откровениями: в человеке свели знакомство и сдружились ужасы, никогда друг друга не знавшие. Видимо, наша старая планета решила закончить в человеке свое существование, закончить апокалиптически анархично и бурно. Ее атмосфера стала слишком взрывоопасной: все космические противоречия встречаются на ней, чтобы при встрече разорваться. К несчастью, она поставлена на распроклятейший перекресток вселенной. На ней скрещиваются все пути: дороги света и тьмы, дороги боли и радости, дороги страданий и блаженства, дороги жизни и смерти. Всякое небесное тело одним своим путем проходит через нее. Потому земля и стала прибежищем всех болей и перекрестком всех путей. Жизнь на земле столь болезненна, что человек должен в удивлении вопрошать: по каждому лучу, который проникает на землю не скользит ли боль? Не потому ли земля – огромный океан болей?.. Не стекает ли по капле гноя по каждому лучу? Не потому ли наша опечаленная планета – нарыв вселенной, в котором собирается вся космическая нечистота, все космическое зло, все космические мерзости?
Ужас человеческой жизни многосторонен и жесток. Видимо, земля обречена быть перепутьем привидений, которые на короткое время облекаются в тело, испытывают себя, примеряют материю, чтобы наконец с воплем и проклятьями скинуть с себя телесную скорлупу. Бессмысленность земного космизма наводит человека на мысль, что некое высшее существо нарочно выдумало игру в материю, облачило в нее (эти приведения – прим. Ред) и испытывает, смогут ли они вжиться в нее и ужиться в ней.
Когда же в человеке пробуждается материя и приходит в сознание и самосознание, человек ощущает себя местом скрещивания бесчисленных, необычных путей, начала и конца которым он не знает. Материя близка человеку; единотелесна с ним, но все же не может вместиться в рамки человеческой мысли. В ней нет ничего простого, ничего обычного, ничего неудивительного. Она запечатлевает в человеке себя и все свои перепутья. По ним мчатся призраки, которые с наибольшей радостью останавливаются на человеке и облекаются в человека. Человека как будто послан на мученичество: мир – арена, а его разрывают призраки.
Все создания между собою соревнуются в фантастичности: тяжело, а время от времени и невозможно провести границу между фантастичным и реальным. Фантастичность – душа реальности, всех реальностей, которые может сознавать человеческое существо. Поэтому реальности, какие бы они ни были, составляют проблемы, не разрешимые для человеческого ума, проблемы, превышающие человека. Как же их решить человеку, если не чем-то большим, чем человек, и лучшим чем человек, более умным и более сильным?
Для измученного человека необычность этих реальностей разрастается в божество. Трагизм, проклятый трагизм наших фантастических реальностей заставляет человека создавать себе богов, искать богов там, где они и не скрывались. Все, что необычнее человека, и выше, и сложнее по своей природе, навязывает себя человеку в божества. И естественно, что человек имеет много богов, неудивительно, что он многобожник. Многобожество – следствие многоудивительности мира. Весь мир – это мука для духа, и всякая вещь. Ни одну муку человек не может полностью объяснить собою, но прибегает к богам. Многие муки ведут ко многим богам. Поэтому человек на своем мучительном историческом пути и сотворил много богов. Тяжело разобраться в них. Все предлагают себя, и муки заставляют человека их принимать.
Чем сильнее мука, тем более сильного бога она требует, мелкие муки находят мелких богов. Но существует одна мука, сильнее самых сильных, мука в которой собраны все остальные муки. Бог, который наполнит ее смыслом и притворит в радость, тот воистину Бог, и нет другого. Эта величайшая мука – смерть. А с ней и страдание, добро и зло, истина и ложь. Все вкупе они составляют мученические проблемы, ибо всякий человек, которого мучают эти проклятые проблемы, – мученик.
Мучимый этими проблемами, человек должен искать человека или бога, который бы мог из разрешить полностью и окончательно. Кто из разрешит полностью и совершенно, тот и есть истинный Бог, а остальные – ложные. Нет ни одного между фейербаховскими человеко-богами, не обанкротившегося перед этими проблемами. Если желаешь испытать богов, то сделай то же самое. Возложи на них свою величайшую муку; кто наполнит ее смыслом и правдой, тот заслуживает быть твоим Богом.
Если тебя обуяло страдание и преследует тебя, переложи его на своего бога. Если он сделает его своим, если он наполнит его смыслом и правдой, то это твой истинный Бог и нет в нем лжи и бессилия. Также твой Бог истинен, если он жил в твоем теле и дал смысл твоей бренности; если он жил твоей душою и усладил горькую тайну твоей жизни; если был зеницею твоего заплаканного ока и увидел и обрел смысл роковой тайны человеческой жизни, над которой ты плачешь.
Мученические проблемы доводят человека до самого страшного перепутья, до перепутья религиозного, на котором испытывается и избирается Бог. Кто не достиг религиозного перепутья, того, значит, не посещали еще мученические проблемы. Стоя у религиозного распутья, человек стоит на горящих углях. Невероятно тяжело выбирать бога, еще тяжелее выбирать лучшего Бога. Человеку знаком мох вселенной, в нем он вьет гнездо, до тех пор пока он не познает лучшего и единственно истинного Бога. Без Бога все его знание расхоже и слабо, мелко и поверхностно. Он ничего не знает, как должно знать. Не знает ответа страшной загадки добра и зла, которая безмерно превосходит все, что зовется человеком. Поэтому он не может ее приписывать божествам.
Cлово архимандрита Иустина проникает в мысль самого Апостола Любви так глубоко, что 1900 лет, отделяющие нас от момента написания этого послания, как бы сглаживаются и кажется, что обращено оно именно и непосредственно к нам – современным людям мира, уже не знающего Бога подобно тому, как мир первого столетия Его еще не знал…
Достоевский не всегда был современным, но всегда — со–вечным. Он со–вечен, когда размышляет о человеке, когда бьется над проблемой человека, ибо страстно бросается в неизмеримые глубины его и настойчиво ищет все то, что бессмертно и вечно в нем; он со–вечен, когда решает проблему зла и добра, ибо не удовлетворяется решением поверхностным, покровным, а ищет решение сущностное, объясняющее вечную, метафизическую сущность проблемы; он со–вечен, когда мудрствует о твари, о всякой твари, ибо спускается к корням, которыми тварь невидимо укореняется в глубинах вечности; он со–вечен, когда исступленно бьется над проблемой страдания, когда беспокойной душой проходит по всей истории и переживает ее трагизм, ибо останавливается не на зыбком человеческом решении проблем, а на вечном, божественном, абсолютном; он со–вечен, когда по–мученически исследует смысл истории, когда продирается сквозь бессмысленный хаос ее, ибо отвергает любой временный, преходящий смысл истории, а принимает бессмертный, вечный, богочеловеческий, Для него Богочеловек — смысл и цель истории; но не всечеловек, составленный из отходов всех религий, а всечеловек=Богочеловек." Преп.
Настоящий оттиск из первого выпуска альманаха «Православие» включает в себя перевод новооткрытых текстов преподобного Иустина (Поповича), озаглавленных сербским издателем «Записки об экуменизме». Это наброски мыслей к будущей книге, которую святой Иустин не успел написать. Его размышления касаются не только экуменизма, но и вообще современной западной цивилизации, католицизма, протестантизма, гуманизма, и в центре всех рассуждений — Богочеловек Христос и Его Церковь.
Исследование написано сербским богословом в 1931 году.Читатель, которого занимают проблемы миссии России, найдет в книге много поднимающих самооценку идей. "Своей "непогрешимостью" и гордой самодостаточностью европейский человек осудил себя на смерть, после которой, по законам людской логики, нет Воскресения, а Европу превратил в обширное кладбище, из которого не воскресают. Но славянский человек в своей евангельской грусти и в своей всечеловеческой любви чувствует, верует и знает: только благой и чудесный Богочеловек может победить смерть и воскресить каждого мертвеца, обессмертить каждого смертного и европейское кладбище превратить в питомник Воскресения и бессмертия".В книге подробно рассматривается философия Достоевского, особое внимание уделяется ее мистической составляющей.