Философская мысль Китая. От Конфуция до Мао Цзэдуна - [16]

Еще одним понятием, имевшим основополагающее значение в его системе философии и в просвещении, следует назвать понятие Дао, обычно переводимое как «Путь». Древнейшем значением Дао считалось «дорога» или «тропа». Во времена до Конфуция данное слово обычно использовалось либо в этом смысле, либо для обозначения манеры поведения, которое могло бы считаться однозначно достойным или заслуживающим порицания. Со времен Конфуция оно использовалось прежде всего даосами (получившими название от этого слова) как мистическое понятие, обозначающее изначальную материю вселенной или совокупность всего сущего.

Это последнее понятие широко признано изобретением для применения Конфуцием в своей философии. В трактате «Лунь Юй» встречается несколько абзацев, внешне подтверждающих вышеупомянутую догадку, однако они к тому же поддаются альтернативному толкованию. Представляется важным отметить то, что ради освоения философии Конфуция следует признать Дао вполне конкретной категорией в понимании этого китайского мудреца. Для него Дао представлялся «Путем» с заглавной буквы «П», то есть главным путем среди всех остальных путей, выбираемых достойным мужем. Дао вел к счастью уже в этой жизни, здесь и сейчас, для всего человечества. Точно так же, как под словом ли подразумевались одновременно обходительность и нравственность, в понятие слова Дао включались, с одной стороны, нравственный кодекс индивидуума и, с другой, модель управления государством, позволяющего достичь полнейшей возможной степени благополучия и самореализации для каждого человека.

Когда кто-то отвергает мистическое происхождение Дао, совсем не факт, что все ему с радостью верят. Конфуций сказал: «Если утром познаешь правильный путь, вечером можно умереть» («Лунь Юй», IV, 8). И дело совсем не в том, что постигший «великое Дао» тут же отправится на Небеса; Конфуций вообще отказывался обсуждать вопрос жизни после смерти. Скорее всего, речь тут идет о постоянном сосредоточении внимания Конфуция на качественных, а не количественных явлениях бытия. Мера человеческой жизни для него не в ее продолжительности («насколько долго прожил?»), а в качестве («достойно ли?»). Если кто-то внимает Дао (и нам придется исходить из того, что он его познает), тогда он достигает максимально возможной степени нравственного озарения, вступает на некий жизненный путь, то есть считается в высшей степени довольным собой человеком. Совсем не хочется, чтобы он умер в тот же самый вечер прозрения; но, если ему это суждено, ничего страшного в такой смерти нет.

Все-таки это Дао, этот Путь, не было вещью в мистическом смысле. Конфуций ясно дал это понять, когда сказал: «Человек может сделать великим Путь, которым идет, но Путь не может сделать человека великим» («Лунь Юй», XV, 28). Спустя 13 столетий после кончины Конфуция один мудрец при династии Тан по имени Хань Юй, считающийся одним из известнейших деятелей в истории китайской литературы, написал свой знаменитый очерк «Юань Дао» («Изначальное Дао»), в котором посетовал на то, что даосы исказили суть конфуцианской концепции. Конфуцианский Путь, заявлял Хань Юй, представлял собой образ действий, подчиненных идеалам справедливости (которая в китайском толковании означает «правомерность»), и поступки, предпринятые ради любви ко всем людям. Такой идеал Пути, писал Хань Юй, передали своим потомкам мудрые правители прошлого «чжоускому князю» Чжоу-гуну и дальше Конфуцию с Мэн-цзы. При этом он обращал внимание на то, что Дао – суть понятие изменчивое, подстраиваемое под конкретного человека и конкретные обстоятельства.

Конфуций считал Путь отнюдь не каким-то космическим абсолютом, тем не менее он требовал от своих учеников неуклонно его придерживаться. Он отвергал стандарт феодальной лояльности, положенный любому повелителю, и вместо него требовал преданности принципу, то есть Дао. Несмотря на то что он основывал свою философию не на религиозных убеждениях или какой-то конкретной догме типа всеобщей природы вселенной, Конфуций смог внушить значительному числу людей предельную преданность своим идеалам.

Конфуций требовал от своих последователей предельного усердия. Он рассчитывал, как на само собой разумеющееся, на их готовность в любой момент пожертвовать собой ради собственных принципов. И они всегда оправдывали его надежды. На протяжении столетий конфуцианцы явили миру изрядную плеяду мучеников, положивших свою жизнь на алтарь Дао. Кто-то из них сложил голову в революционной борьбе, подняв оружие против тирании; такой была судьба прямого наследника Конфуция в восьмом поколении. Другие погибли от руки палача за то, что посмели неукоснительно следовать завету Конфуция, требовавшему ради общего блага подвергать бесстрашной критике грешного правителя.

Хань Юй, посвятивший Дао трактат, суть которого мы только что рассмотрели, едва избежал мученической смерти. Он неоднократно поднимался до высокого положения в государственной иерархии, но каждый раз подвергался гонениям за свои откровенно критические летописи с описанием деяний держателя престола. Когда его император со всей страстью обратился к буддистской вере и устроил пышное празднество, на котором лично принимал якобы принадлежавшие Будде мощи, доставленные с великими почестями как реликвию, Хань Юй написал императору петицию с откровенным осуждением такого поступка. Он заявил, что высочайшее почтение, оказанное «высушенным протухшим останкам», послужит большому смущению простого народа, ввергнутого в суеверие, и предложил реликвию уничтожить. Император конечно же пришел в ярость. Жизнь Хань Юю спасли друзья-заступники, но его все равно сослали на дикое южное побережье империи. Там он посвятил себя разработке теории улучшения жизни народа и мужественно переносил тяготы своего изгнания, успокаивая себя верой в то, что он пострадал за благое дело, то есть присоединился к массе тех китайцев, кто во все времена и повсюду оставался верным Дао. Он готов был встретить смерть точно так же, как встретили ее многие из них. Предназначение Пути (Дао) для конфуцианцев во многом служило такой же «путеводной звездой», что светила христианам.