Философия войны - [10]

Вообще же следует помнить, что «идеологи» обошлись человечеству дороже завоевателей — и последователями утопий Руссо пролито больше крови, чем ордами Тамерлана.

Глава V Природа военного дела. Военное искусство и военная наука

Является ли военное дело достоянием науки или искусства? Чтобы ответить на этот вопрос, надо все время иметь в виду двойственную природу военного дела. Военное дело слагается из двух элементов. Элемента рационального — соизмеримого, вещественного, поддающегося точному анализу и классификации. Элемента иррационального, духовного, несоизмеримого — того, что Наполеон называл «la partie sublimede l’art».

Рациональная, вещественная часть военного дела — достояние военной науки. Иррациональная, духовная — достояние военного искусства. Смотреть телесными глазами может каждый зрячий человек — смотреть и видеть духовными очами дано не всякому. Искусство дается Богом — наука дается человеку его трудами. Изваять Зевса может лишь Фидий — изготовить анатомический чертеж человеческого тела может любой студент- медик.

Искусство — удел немногих избранных — как правило, выше науки — удела многих. При этом следует оговориться, что в своих высших проявлениях наука имеет тоже отпечаток гения — свою «partiesublime». Менделеев или Пастер могут считаться украшением человечества в той же степени, как Достоевский и Гете.

Подобно благородному металлу искусство не может применяться в чистом своем виде. В него подобно лигатуре всегда должна входить известная доля науки. Композитора осенило вдохновение. В его душе зазвучали незримые струны… Это — момент чистого искусства, так сказать абсолютное искусство. Он хватает перо и нотную бумагу, перекладывает свое вдохновение (рискующее иначе быть потерянным для него и для людей). И с этой минуты к чистому искусству примешивается лигатура науки: надо знать ноты, такты, контрапункты, уметь распределить партитуры, равным образом и поэт обязан знать грамматику, а ваятель — анатомию человека и животных, свойства гипса, бронзы, мрамора.

Аналогия с военным искусством полная. Гениальнейший план рискует здесь оказаться химерой, коль скоро он не сообразуется с реальностью. Величайший из полководцев не смеет безнаказанно пренебрегать элементами военной науки, хоть он сам в свою очередь совершенствует эту науку и сообразуется с ее принципами, зачастую инстинктивно.

Чем выше процент благородного метала в сплаве — тем драгоценнее этот сплав. Чем больше наблюдается в полководце преобладания иррационального элемента искусства над рациональным элементом науки — тем выше его полководчество. Наполеон в большинстве своих кампаний, Суворов во всех своих кампаниях — дают нам золото 96-й пробы. Полководчество Фридриха II — гений сильно засоренный рутиной и «методикой», — золото уже 56-й пробы. Полководчество Мольтке-старшего — таланта, а не гения — уже не золото, а серебро (довольно высокой, впрочем, пробы), полководчество его племянника — лигатура, олово.

* * *

Военная наука должна быть в подчинении у военного искусства Первое место — искусству, науке только второе.

Бывают случаи, когда науке приходится затенять искусство — играть роль как бы его суррогата (роль «накладного золота» — если развивать дальше нашу метафору). Случаи эти соответствуют критическим периодам военного искусства, упадку его — эпохам, когда это искусство — дух — отлетает от отживающих, но еще существующих форм и ищет, и пока еще не находит новых путей. Так было во второй половине XVII века на Западе, когда вербовочные армии искали спасения в рутине линейных боевых порядков и софизмах «пятипереходной системы». Новые пути были найдены французской — так называемой Великой революцией, давшей вооруженный народ, — и военное искусство возродилось в революционные и наполеоновские войны. Так было и в войну 1914–18 гг. — войну, видевшую кульминационный пункт, но зато и вырождение вооруженных народов — «полчищ». Выход для военного искусства был найден после войны в старорусской системе сочетания идеи количества — народной армии (земского войска) с идеей качества — армией профессионалов (княжеской дружины). Эта старорусская система, примененная в последний раз в 1812 году (Кутузов и Растопчин), именуется иностранцами — которым это простительно — и русскими невеждами — которым это непростительно — «система генерала фон-Зеекта».

На этот случай «сумерек военного искусства» — случай, который Фош характеризует «невольным отсутствием достаточного военного гения» (l’absence forsee d’un genie suf- fisant) — и припасен коллектив, наиболее совершенным образчиком которого был «большой генеральный штаб» германской армии.

На этот научный коллектив, существовавший во всех армиях, на отдельных, более выдающихся его представителей и пало бремя полководчества Мировой войны — войны, сочетавшей огромный процент научной лигатуры с очень небольшим количеством искусства. Отсюда и «серый» характер полководчества 1914–18 гг. за немногими исключениями, как, например, все творчество ген. Юденича на Кавказском фронте, бои французского Скобелева — ген. Манжена, и некоторые операции армии Гинденбурга на Восточном фронте, фон-Клука на Урке и несколько других ярких примеров. Искусства немного — и оно целиком сосредоточено на творчестве нескольких вождей. В решительные моменты творчество Жоффра, Галлиени, Фоша и Манжена (знаменитый «полководческий четырехугольник») оказалось выше творчества Мольтке- младшего, фон-Клука, Фалькенгайна и Людендорфа — подобно тому, как Гинденбypг, Людендорф, Фалькенгайн и Макензен оказались выше Великого Князя, Жилинского, Рузского, Иванова. Это обстоятельство и определило характер войны, предрешило ее исход — несмотря на то, что немецкий коллектив по своему качеству, своему «дурхшнитту», своему научному базису, отделке и разработке доктрины, одним словом, по постановке своей рациональной части значительно превосходил коллектив французский. Личность, как всегда, оказалась решающим фактором. Военное искусство — достояние личности — хоть и было у французов (по причинам, от самих вождей во многом не зависящим) не очень высокого качества — все-таки оказалось выше рациональной научности — достояния коллектива. Наука сливается с искусством лишь в натурах гениальных. Вообще же— и это особенно сказывается в случае «суррогата» (попытки наукой возместить недостаток искусства) — она дает тяжеловесные результаты в сфере полководчества. Чисто научное полководчество — без или с очень слабым элементом искусства — можно сравнить с вычислением малой окружности. Наука дает здесь число «пи», позволяющее производить вычисления с наибольшей точностью, но не дающее средства постичь всю «иррациональность» круга. Научная «методика» может приближаться к интуиции искусства — сравняться с последней ей не дано — незримая, но ощутимая перегородка будет все время сказываться, Сальери «алгеброй гармонию проверил», — а с Моцартом все-таки не сравнился.