Философия пожизненного узника. Исповедь, произнесённая на кладбище Духа - [24]
Однажды в Париже мне понравилась собачка – такса, его звали Гарсон. Я начала по-французски выдавать его хозяйке комплименты в его адрес. И мы разговорились. У меня абсолютный музыкальный слух, потому что я ещё и недоучившаяся скрипачка. Поэтому у меня практически отсутствует акцент. Но, видимо, что-то такое всё-таки было, потому что француженка спросила меня – «ведь Вы не парижанка?». Я сказала, что не только не парижанка, но даже не француженка. Она спросила: «А кто же Вы?» Я сказала: «А догадайтесь!» Она гадала, гадала: «Не англичанка явно. Они противные (англичане и французы не любят друг друга). И не американка – явно. Немка?» «Нет». Она задумалась, и я решила ей подсказать: «Славянка». «Из Польши?» «Опять не угадали». «Тогда не знаю!» «Русская». «Не может быть!» И так и не смогла мне объяснить, почему я не похожа на русскую. Не похожа – и всё тут!
Самое интересное, что меня и дома, в России, очень часто принимали за иностранку. Может быть, ещё из-за того, что одеваюсь я не как среднестатистическая русская тётка, я люблю классический молодёжный прикид – джинсы, футболку и куртку.
Но вернёмся к нашим баранам («revenons a nos moutons»), то бишь к нашей смешной истории.
Мы куда-то улетали с Лялькой (это была моя подруга, она была старше меня чуть не на 30 лет, поэтому её уже нет в живых), теперь уж даже и не помню, куда, и не помню откуда – то ли из Домодедово, то ли из Шереметьево. Все формальности мы уже прошли, до посадки в самолёт времени была куча, и я попёрлась в «Duty free».
Я набрала там много вкусных вещей и любимого мной алкоголя (Мартини, шерри-бренди и т. д. – красиво жить не запретишь!) и подошла к кассе. И тут я поняла, что девушка принимает меня за важную иностранку. Она обращалась ко мне так вежливо и с таким почтением, это бы ладно (может, у них ко всем покупателям принято так обращаться!), но… по-английски. Вообще-то они обязаны проверять наличие билета и посадочного талона, и тут бы сразу выяснилось, кто я, но продавцы там этого никогда не делают.
И вот она мне говорит, говорит что-то, а я ни бе ни ме ни кукареку (я английский знаю на уровне трёхлетнего английского ребёнка), но чтобы не оскандалиться, я время от времени вставляю: «Йес! Йес!» (надеюсь, что не невпопад).
И чего ей от меня надо было, я так и не поняла, но тут в дверях появилась Лялька и испортила всю обедню. Она заорала: «Любка! Сволочь! Самолёт сейчас улетит, а ты где-то шляешься!»
Тут немая пауза, прямо как в «Ревизоре». И никогда не забуду лица этой девушки. У неё был на лице написан прямо-таки священный ужас. Она так растерялась…
Я всё-таки быстренько заплатила, вышла, и мы с Лялькой пошли на посадку. У меня была истерика, меня душил смех. И я сказала Ляльке: «Эх, ты! Я бы с тобой в разведку не пошла!»
Моя соломинка
Сегодня Мура была на грани гибели. Дело в том, что она боится ходить гулять на улицу и, так как мы живем на первом этаже, она, когда выходит сделать свои делишки, сразу шмыгает в подвал, там есть дырка. Я не могу отучить её от этой плохой привычки и заставить ходить на улицу. Вот и вчера утром она поступила как всегда, и это чуть не стоило ей жизни.
Я весь день ходила по своим делам, потом весь вечер выходила и кричала: «Мура! Мура! Иди домой». Ночью тоже просыпалась и выходила – в ответ тишина. И утром – то же самое. Я вспомнила, как однажды она пропала на три дня – видимо, попала в какую-то переделку. Но все-таки в итоге пришла. А когда я жила на юге у мерзавки Людки Людэ, там Муру били злобные людкины кошки, все в свою кретинку хозяйку. И она пропала уже не на три дня, а месяца на два. А наши с Людкой отношения дошли до того, что мне надо было немедленно искать новое жильё. Но приходилось терпеть все Людкины выходки, потому что я всё время ждала Мурку и не верила, что она погибла. И наконец она пришла как ни в чём не бывало.
А сейчас прошло уже больше суток. И вдруг меня осенило. Я пошла и заглянула в закуток, где находится эта дыра в подвал. Конечно! Сверху лежала тяжелая доска! Я её отодвинула, и Мурка выскочила.
Вот глупые эти кошки! Нет чтобы помяукать благим матом, как сделала я, когда заблудилась в лесу: я орала о помощи, пока не охрипла, хотя точно знала, что вокруг никого нет. И меня спасли – буквально чудом, случайно в ту сторону по грибы пошла единственная во всей деревне дачница.
Я могла потерять Мурку уже много раз, но судьба всегда мне её возвращала. Наверное, потому, что я живу на свете из-за Мурки, она как та соломинка держит меня на поверхности, хотя я давно должна была уйти на тот свет. Но, поскольку я человек с гипертрофированным чувством долга, я понимаю, что без моей заботы это милое хвостатое создание погибнет… Ведь взять хотя бы даже этот последний случай – никому бы и в голову не пришло, что в подвале погибает кошка.
К чему мы все придем, или Memento mori
До конца моей жизни мне никогда не забыть этой страшной картины. Я попала в больницу, упав на улице, меня привезли на Измайловский проспект (дело было ещё в Ленинграде) в больницу, которая больше не существует (её снесли) – имени 25 Октября, это рядом с церковью с голубым куполом, где венчался такого же цвета Пётр Ильич Чайковский.
Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…