Философия одиночества - [7]
«Тайная вечеря» и «Сон Христофора Колумба» ставят Дали рядом с Леонардо да Винчи, Рафаэлем и Гете, а Гале сообщают ту гениальность, которой может обладать Муза и которой обладали Каролина Шеллинг и Козима Вагнер.
Глава 7
Неразделенная любовь
В отличие от влюбленности любовь всегда жаждет абсолютной взаимности. Поэтому когда взаимности нет, человек испытывает возможно самое трагическое одиночество в жизни. Трагическая любовь — это прежде всего неразделенная любовь. Или точнее: неразделенная любовь есть вершина трагической любви.
Трагическая влюбленность — это словосочетание допустимо, но оно слишком легко может быть заменено на неудобную влюбленность. Трагическую любовь значительно сложнее превратить в неудачную любовь. Мы всегда ощущаем, что любовь есть не случайность и «кажимость» а неизбежность и бытие.
Неразделенная любовь есть трагическое бытие. На какой-то миг, для кого-то надолго, а для кого-то навсегда оно превращается в главный поток бытия, который низвергается в бездну. Переживая неразделенную любовь, мы всегда находимся на краю бездны. И эта бездна притягивает нас. Мы слышим шум водопада, видим блики солнца на пенных струях и провожаем их взглядом, и вместе с ними окунаем взгляд в темноту. Напрасно мы ищем там что-то — бездна не имеет дна. И водопад увлекает туда часть нашего Я. Сам водопад и есть эта часть Я. Но бездне нужно все Я, она ожидает и этот крохотный огонек самосознания, застывший на краю бытия и ничто. Окруженный химерами бессознательного, он дрожит, постигая непостижимую жестокость мира, и дьявольским искушением является желание броситься вниз и погаснуть, найдя облегчение от любви вообще.
Из этой бездны человек всегда выбирается демоном, неспособным любить. Он может стать маньяком, утонченно мстящим противоположному полу за то, что стал демоном, может погрузиться в обыденность и сон, теряя возможность реагировать на эротическую жизнь. И то, и другое делает его человеком без лица.
Нужно удержаться на краю. Противопоставить бездне желание любить вопреки всему. Это остановит падение бытия в бездну, и рано или поздно сама бездна неразделенной любви затянется перед нами, как рана.
От неразделенной любви всегда необходимо освободиться. Это освобождение не есть просто забвение или сублимация в виде сборника трагических стихотворений. Необходимо освободиться от бытия неразделенности в себе, сохраняя при этом любовь и способность любить. Освобождение от неразделенной любви возможно через осознание ее влюбленностью. В таком случае она становится в ряду других влюбленностей, теряя свой трагический характер. Но это происходит лишь тогда, когда она действительно является влюбленностью.
Однако неразделенная любовь может быть и действительной любовью. Тогда освобождение приходит через переживание ее неразделенной только в пределах физического бытия личности. За пределами смерти тела абсолютно неразделенное может превратиться в абсолютно неразделимое. Трагическое чувство неразделенной любви очищается, переходя в гармоническое чувство мистической любви — любви вне пределов тела или в новом теле. Только такое чувство может освободить нашу психику от разрушения. Принятие идеи индивидуального бессмертия становиться смертью неразделенности и бессмертием любви.
Каждый, кто испытал неразделенную любовь, если это в самом деле любовь, всегда приобретает мистический опыт.
Безусловно, счастливая любовь тоже дает такой опыт — силу переживания ее вечности, но человек устроен так, что именно трагическая глубина воздействует на него сильнее глубины счастья. Одиночество, окрашенное таким опытом, приобретает величественные краски и формы, подобные краскам и формам закатного неба. Оно сообщает личности трагический аристократизм.
Часть II
НАД БЕЗДНОЙ
Последним средством материнской педагогики является угроза дочери, которая в чем-либо не слушается ее, что она не получит мужа.
Отто Вейнингер
Счастлив путник, который после длинной, скучной дороги с ее холодами, слякотью, грязью, невыспавшимися станционными смотрителями, бряканьями колокольчиков, починками, перебранками, ямщиками, кузнецами и всякого рода дорожными подлецами видит наконец знакомую крышу с несущимися навстречу огоньками, и предстанут пред ним знакомые комнаты, радостный крик выбежавших навстречу людей, шум и беготня детей и успокоительные тихие речи, прерываемые пылающими лобзаниями, властными истребить все печальное из памяти. Счастлив семьянин, у кого есть такой угол, но горе холостяку!
Николай Гоголь
Глава 1
Застывшее одиночество
Итак, мистическое очищение неразделенной любви порождает трагический аристократизм. Однако к такому аристократизму, уравнивающему или, точнее, соединяющему женское и мужское, приходят очень немногие. Ростки мистического переживания любви обычно настолько слабы, что неразделенная любовь просто выбрасывается в бессознательное и замирает там, становясь шрамом памяти. Идея любви не отбрасывается, но она спит. Вместе с ней засыпает молодость.
Мужчины, переносят и забывают одиночество неразделенной любви в одиночестве, думая о себе и пребывая в себе. Этот странный эгоизм непонятен женщинам. Женщины значительно больше вникают в мнение рода о собственной неразделенности. Неразделенность любви для женщины выступает покинутостью. Однако любовь всегда сильнее рода. Поэтому позиция женщины бесконечно противоречива. Распятая между любовью и родом, она временами готова забыть и отринуть освященную родом женскую гордость.
