Философия нагуа - [23]

Постоянно настаивая на необходимости знания источников, Рамос ссылается на небольшое исследование Салвадора Домингеса Ассиайна, опубликованное в не издающемся сейчас журнале «Revista Contemporáneos», которое представляет собой выдержки из подготовляемой работы о цивилизации древних мексиканцев{[101]}.

Хотя в указанной работе Домингес Ассиайн и исходил из прекрасных намерений, его утверждение о содержании у нагуа представлений о «бессмертности материи и энергии и признание их одновременности» несколько фантастично и, к сожалению, дается без указания на прямые источники, в которых были бы подлинно выражены по крайней мере некоторые из этих идей древних мексиканских ученых или философов.

Лишь философские тексты на языке нагуатл, собранные в основном Саагуном при опросе старых индейцев и прошедшие, затем, через «тройное просеивание» исторической проверки, смогут дать верный и окончательный ответ на поставленный Рамосом вопрос. Поэтому мы считаем, что его заслуга состоит именно в том, что он выразил этот вопрос в такой форме: «Существовала ли философия у древних мексиканцев?», а ответ на него поставил в зависимость от существования источников.

Гарибай

Д-р Анхел М. Гарибай К. — лучший знаток бесчисленных текстов нагуа, им самим расшифрованных и переведенных, был первым, кто без всяких колебаний указал на существование прямых источников для изучения философии нагуа. Каждый, кто прочитал его антологии лирической и эпической поэзии нагуа или его более обширную работу о нагуатлской литературе, мог обнаружить немало текстов как в прозе, так и в стихах, в которых возникают сомнения и ставятся вопросы глубокого философского содержания. Приведем лишь один пример: в его «Истории нагуатлской литературы» мы встречаем древнюю поэму, в которой можно видеть, как в размышлениях об Ипалнемоани (Дарителе жизни) вдруг пробуждается интерес к метафизическим проблемам, выраженный в мучительном вопросе о действительности и ценности настоящей жизни:

Но говорю ли я что-либо истинное?

Здесь, о ты, благодаря которому живется,

Мы лишь грезим,

Мы лишь, как тот, кто, наполовину проснувшись,

Встает...{[102]}

Или ряд других вопросов о потусторонности, где прямо признается, что о ней неизвестно ничего достоверного:

Уходят ли цветы в царство смерти?

Правда, что мы идем, правда, что мы идем!

Куда мы идем, аи, куда мы идем?

Там, мы мертвы или еще живем?

Придет ли там еще раз существование?{[103]}

Подобно этим, на каждом шагу бесчисленное множество раз встречаются нам речи и поэмы, которые с таким же правом, как сентенции Гераклита, поэмы Парменида или гимны Вед, можно считать философскими рассуждениями.

Более того, когда мы, привлеченные множеством текстов, подобных вышеприведенным, задались целью серьезно исследовать источники мысли нагуа, то обнаружили, что уже сам Гарибай из обширного расшифрованного и переведенного им материала критически подобрал различные тексты исключительно философского содержания. Указанные тексты, любезно предоставленные Гарибаем в наше распоряжение, вместе с другими, которые мы обнаружили сами, как, например, текст, в котором точно описываются атрибуты и функции «ученых или philosophos», как отметил на полях своей рукописи Саагун, являются именно теми источниками, которые мы искали; мы уже говорили об их происхождении и дали им критическую оценку{[104]}.

Фернандес

Наряду с использованием письменных источников имеется также возможность прочесть мысль нагуа, заключенную в таких формах изобразительного искусства, как, например, скульптура. Насколько нам известно, никто не сделал что так удачно, как д-р Хустино Фернандес, который в своей великолепной работе «Коатликуэ — эстетика древнего индейского искусства» раскрывает глубокий символизм, заключенный в статуе Коатликуэ — богини земли. Давая четкое определение цели своего исследования, Хустино Фернандес говорит:

«...теперь главное найти историческое бытие конкретного миропонимания ацтеков, то есть бытие богов и бытие человеческого существования в их взаимной существенной связи, для того чтобы дойти до понимания исторического бытия красоты Коатликуэ, что является нашей конечной целью.

Ацтеки считали, что начало движения находится в богах, в жизни, в человеке, во всем порожденном ими; поэтому их культура и искусство имеют динамическое содержание, скрытое за кажущимся статизмом. Бытие в своих конкретных проявлениях является динамическим. Но необходимо знать глубокий смысл этого динамизма, необходимо понять, как они его ощущали, мыслили и воображали, и для этого необходимо вернуться к Коатликуэ, чтобы не удалиться от нашей исходной точки и от нашей цели»{[105]}.

То, что Хустино Фернандес вполне осуществил свои намерения, то есть сумел прочитать в камне миропонимание ацтеков, доказывает его труд и подтверждает Самуэль Рамос во введении к «Коатликуэ», где он пишет, что Фернандес «проливает неожиданный свет на выяснение взглядов ацтеков на космос»{[106]}.

Таким образом, имея новые исследования о культуре, литературе, эстетике и религии нагуа, зная чудесные открытия, сделанные в этой области Гарибаем и Хустино Фернандесом, попытаемся теперь, опираясь на твердую основу наших источников, проникнуть в область того, что являлось философией нагуа в строгом смысле слова. Для этой цели построим нашу работу следующим образом: прежде всего покажем существование исключительно философских проблем и интересов, а также существование людей, занятых поисками рационального знания, то есть философов в полном смысле слова (глава I).