Философия нагуа - [20]

Леман и Байер

Учеником Селера и его последователем в работе над древними текстами нагуа был Вальтер Леман (умер в 1939 году), которому, как мы уже говорили, наряду с другими исследователями, мы обязаны первым переводом с нагуатлского оригинала «Бесед двенадцати», а также прекрасным палеографическим изложением «Анналов Куаутитлана». Исследования Лемана, направленные на выявление философского значения культуры нагуа и культуры майя отражены в интересной работе, получившей известность уже после смерти автора. В этой работе он обращает внимание на необходимость идти дальше археологических исследований, а именно использовать данные археологии для того, чтобы воссоздать цельную картину древних культур и дойти до того, что составляло их душу: до философии{[81]}.

В рамках гуманистической тенденции так называемой «немецкой школы» находился и Герман Байер, две интересные и малоизвестные работы которого были обнаружены в книге, посвященной Гумбольдту, по случаю открытия ему памятника в саду Национальной мексиканской библиотеки{[82]}. Огромный интерес представляет очерк под названием «Ацтекский идол Александра фон Гумбольдта». В нем Байер говорит следующее: «Если мы еще более углубимся в символический язык мифов и фигурных изображений кодексов, то увидим, что крайний политеизм, который мы встречаем в древней Мексике, есть не что иное, как символическое отношение к естественным явлениям, так как мысль священников уже разработала более далеко идущие религиозно-философские идеи. Две тысячи богов из того огромного количества, о котором говорит Гомара, были для ученых и посвященных лишь различным выражением Единого. В образе бога Тонакатекутли мы находим замену монотеизма. Он является древним богом-творцом, который царствует на тринадцатом небе, откуда он оказывает свое воздействие и посылает тепло, благодаря которому в материнском чреве зачинаются дети. Чтобы выразить идею о том, что космические силы — это эманации божественного начала (Urgottheit), боги природы обозначались как дети Тонакатекутли... И тот факт, что древний бог выступает (иногда) в женском образе, настолько же противоречит принципу монотеизма, насколько противоречит ему христианская троица. В мексиканском пантеоне мы встречаем божественную пару как единственную и идентичную основу Вселенной. Для мексиканцев Солнце также является источником всей земной жизни и играет ту же самую роль, что и древний бог-творец, с которым оно по этой причине идентифицируется. Огонь, тепло являются для древних философов жизненной силой, которая пронизывает все...»{[83]}

Столь интересный анализ, выражающий, по-видимому, мнение Байера о том, что мировоззрение ацтеков носило монистическо-пантеистический характер, отличается от мнения Чаверо, для которого мысль нагуа была материалистической. Не стремясь, однако, выяснить этот вопрос сейчас, ибо мы предпочитаем, чтобы тексты говорили сами за себя, во «Введений» мы ограничимся лишь указанием на эту работу Байера, заканчивающуюся, в частности, следующими словами:

«И мы можем сказать, что недалек тот день, когда — по крайней мере в основных чертах — сможет быть понята мифологическая система мыслителей из Анагуака»{[84]}.

Знакомясь с представителями «немецкой школы», мы, к сожалению, не имеем возможности останавливаться на таких авторах, как Герберт Шпинден, Мигель Отон де Мендисабал, Теодор В. Данцель, К. Вайян, Сальвадор Тоскано, Пауль Вестхайм и др., работы их мы лишь укажем в библиографии в конце книги, так как они не связаны непосредственно с нашей темой, хотя и важны в других отношениях. Сейчас мы перейдем к характеристике некоторых выдающихся современных исследовате: лей, вклад которых в дело изучения философии нагуа имеет положительное значение{[85]}.

Гамио

Мы упомянем здесь об одной основополагающей идее, изложенной доктором Мануэлем Гамио в работе «Куя Родину»{[86]}, поскольку она прекрасно выражает необходимость методологических исследований индейской мысли. Касаясь, в частности, индейского искусства и соглашаясь с тем, что между западным эстетическим критерием и эстетическим критерием индейцев существует пропасть, Гамио указал на причину того, почему индейское искусство обыкновенно не возбуждает у западного наблюдателя никаких эстетических эмоций. «Это происходит потому, — пишет он, — что никоим образом нельзя оценить того, о чем не имеешь понятия, так же как нельзя в достаточной мере определить и оценить то, что наблюдается впервые»{[87]}.

Следовательно, чтобы понять индейское искусство, необходимо проникнуть в образ мыслей индейцев, знать его происхождение, мифы, космографию, философию, одним словом, необходимо знать основные формы индейской мысли. Эта идея, высказанная Гамио относительно искусства, содержит в себе еще более общую цель: чтобы глубоко и обстоятельно понять любую сторону культуры или ее проявления, необходимо гуманистически воспроизвести все аспекты мировоззрения и, если возможно, его самую разработанную часть — философию. Таков методологический критерий Гамио.

Касо

Среди современных археологов и антропологов никому не удалось так глубоко воспринять этот критерий гуманистического воспроизведения, как д-ру Алфонсо Касо. Им написано несколько работ об идеях и мировоззрении ацтеков. Но результаты его исследований обобщены в основном в трех следующих работах: «Религия ацтеков» (1936 и 1945), «Орел и Нопаль» (1946) и «Народ Солнца» (1953){[88]}. Исследование религии ацтеков Касо начинает с указания на то, что среди «необразованных классов существовала тенденция к преувеличению политеизма, они рассматривали как различных богов то, что в умах священников было лишь проявлением или выражением одного и того же бога»{[89]}.