Философия без дураков - [19]

Вот как они, например, исследуют в 2017 году блокчейн и криптовалюты – главный хайп того года.

«Если Бог – это источник разума человека, а разум – это живое „богоявление“ в реальном мире, то деньги – это тоже проявление закона разума в социальном экономическом общении. И как проявление разума они имеют свой строгий закон-логос, не менее жестокий, чем закон гравитации. За нарушение этого закона люди и целые общества расплачиваются судьбой и жизнью. Взлеты и распады государств должны быть рассмотрены как резонанс и диссонанс с законом денег („богом денег“).

Так вот, для мировой интеграции как этапа общечеловеческой эволюции необходим был такой качественно новый язык, которым и стал блокчейн-отец и биткойн-сын. Произошло то, что предсказывали Маркс с Энгельсом:

„Кто был ничем, тот станет всем“. Мир нуждался в идеальном средстве интеграции, безпогрешном мериле, гарантии честности сделки и стабильном накопителе ценности – и это свершилось.

Мы – свидетели величайшего переворота в мировом ментальном пространстве. Биткойн непобедим, потому что он идеально соответствует закону денег, логосу финансового разума и, по большому счету, Логосу Бытия. Бог требует справедливости, соразмерности, верности обетов-обещаний. На такой основе есть перспектива нового этапа процветания разумного человечества».

Андреев, «Философия блокчейна и биткойна»

А вот исследование на вечную тему.

«Женский биопол асексуален, поэтому и поведение его с мужчиной не может иметь программу действия. Если брать мужской биопол, то его сексуальность вторична от женской, но женский биопол – еще не женщина. Поэтому женскому биополу требуется время, чтобы привыкнуть к объекту, отсюда придается значение ухаживанию, хотя никакого смысла ухаживание не имеет, кроме возникших проблем для женского биопола, связанных с садомазо-отношениями, перекрывающими пути к женской сексуальности на дороге к браку, которые естественно только и могут возникать у женского биопола в связи с асексуальностью его.

Потенциально сексуальность формируется в полной семье, где мать играет первую скрипку, позиционируя себя отцу семейства, поэтому первой женщиной, как и первым мужчиной, для биополов становятся родители, но если семья ориентирована только на мать, а отец номинален, в семье теряется влияние на детей в сексуальном плане. Дети из неполных семей и детдомов асексуальные, неблагополучие семьи определяет и состояние социума.

Фрейд, Витгенштейн, Ницше, Толстой были асексуальными, в их семьях отцы были номинальными или отсутствовали. Женщина как субъект сексуальности проявляет себя прежде всего как жена, а потом и как мать для детей.

Семья хозяйственная внешне ориентированная, там нет индивида, а значит, такая не создает сексуальности, почему Маяковский и писал „быт заел“, а значит, сам асоциально ориентирован был, если и в браке не был».

Дмитрий Косой, «Женщина как субъект сексуальности»

Мне могут сказать: «Ну, это специально что-то нашли». Даже если и специально, это все равно показатель, мы же нашли это не на помойке. Но хорошо, вот текст, который нашел не я: это «Капитализм и шизофрения» Феликса Гваттари и Жиля Делеза, философская классика, некоторые считают ее книгой века («когда-нибудь наш век назовут веком Делеза», как сказал один его коллега).

«Постоянное производство самого производства, привитие производства к продукту составляет свойство машин для первичного производства. […]

Из производства следует продукт как часть тождества продукт/производство. Это тождество образует третий термин в линейной серии, как бы огромный недифференцированный объект. Все на мгновение останавливается, застывает (потом все снова заработает). В каком-то смысле больше хотелось бы, чтобы ничто не работало, не функционировало: не рождаться, остановить колесо рождений, остаться без рта для сосания, без ануса для испражнения. Достаточно ли повреждены машины, достаточное ли число деталей от них отвалилось, чтобы они превратились сами и нас превратили в ничто? Видимо, для этого потоки энергии еще слишком связаны, частичные объекты еще слишком органичны… Наш организм создаваем машинами желания, но в лоне этого производства, в самом этом производстве тело страдает от такого устройства, страдает от того, что оно не организовано по-другому, что оно вообще организовано… Автоматы перестают работать, из них вываливается составлявшая их неорганизованная масса. Полное тело без органов непродуктивно, стерильно, непорождено, непотребляемо».

«Капитализм и шизофрения», Феликс Гваттар и Жиль Делез

Здесь могут сказать: «Ну, вы специально отобрали каких-то постмодернистов». Хорошо, вот самая классичная классика.

«Ее [природы] отличительной чертой является то, что идея определяет самое себя, то есть полагает в самой себе различие, некое иное, но полагает его таким образом, что она в своей неделимости является бесконечной благостью и сообщает, дарит инобытию всю свою благость. Бог, следовательно, остается равным себе в своем определении другого. Каждый из этих моментов сам, в свою очередь, является всей идеей и должен быть осуществлен как божественная тотальность. Различенное может быть постигнуто в трех формах: как всеобщее, особенное и единичное. Как всеобщность различенное остается в лоне вечного единства идеи; это вечный сын божий, как его понимал Филон. Крайней противоположностью этой формы является единичность, форма конечного духа. Единичное как возвращение в само себя есть, правда, дух; однако как инобытие, исключающее все другие духи, единичность есть конечный, или человеческий, дух, ибо до других конечных духов, кроме людей, нам нет никакого дела. Так как единичный человек понимается нами вместе с тем как находящийся в единстве с божественной сущностью, то он является предметом христианской религии, и это высшее требование, которое может быть к нему предъявлено. Третья форма, которой мы здесь занимаемся, – идея в ее особенности, – есть природа, лежащая между этими двумя крайними моментами. Эта форма более всего доступна, понятна рассудку. Дух положен как существующее для себя противоречие, ибо бесконечно свободная идея и она же в форме единичности находятся между собой в объективном противоречии; в природе же противоречие существует лишь в себе или для нас, так как инобытие выступает в идее как покоящаяся форма. В Христе противоречие положено, а затем снято как жизнь, страдание и воскресение. Природа есть сын божий, но она – сын божий не как таковой, а как упорное пребывание в инобытии, – она есть божественная идея, как поставленная на одно мгновение вне области любви. Природа есть отчужденный от себя дух, который в ней лишь резвится; он в ней вакхический бог, не обуздывающий и не постигающий самого себя; в природе единство понятия прячется».