Философия Артура Шопенгауэра - [3]

), опубликовал небольшой трактат «О воле в природе» (Ьber den Willen in der Natur; 2 изд. 1854). Одну из его глав — «Физическая астрономия» он считал лучшим разъяснением «ядра своей метафизики» (1, 114). В 1839 г. Шопенгауэр пишет еще одну конкурсную работу — «Об основе морали» (Ьber das Fundament der Moral) для Датского королевского научного общества, которая, однако, не получает премии. Оба конкурсных сочинения, образующих фундамент моральной доктрины Шопенгауэра, были опубликованы автором в 1840 г. (на титуле 1841) под заглавием «Две основные проблемы этики» (Die beiden Grundprobleme der Ethik; 2 изд. 1860).

В 1844 г. Шопенгауэр переиздает «Мир как волю и представление», дополнив трактат вторым томом, содержащим развернутый комментарий к первому (2 изд. 1854, 3 изд. 1859). Жанр автокомментария пришелся по душе Шопенгауэру и он продолжил этот опыт в сборнике «Parerga и Paralipomena» («Дополнения и остатки», 1851). Правда самым заметным разделом этого издания оказались «Афоризмы житейской мудрости» (Aphorismen zur Lebenswei- sheit), замысел которых — указание пути к мирскому счастью — по признанию самого автора вступал в противоречие с важным тезисом его метафизической системы о жизни как страдании. И хотя Шопенгауэр пытался примирить «Афоризмы» с «Миром как волей и представлением», акценты в его мировосприятии все же смещались.

50–е годы стали временем роста популярности идей Шопенгауэра. Иногда это связывают с усилением пессимизма в обществе после поражения революции 1848–1849 гг., создавшего условия для восприятия «мрачных» идей Шопенгауэра (сам он, кстати, мягко говоря, не поддержал борьбу сограждан за свои права, хотя абстрактно и осуждал угнетение, с гневом, к примеру, отзываясь о рабовладении в Америке), но, несомненно, здесь действовали и собственно философские факторы — его работы больше нельзя было игнорировать. Так или иначе, но в 50–е гг. появляются все новые отклики на его труды, Ю. Фрауэнштедт в 1854 г. издает «Письма о философии Шопенгауэра», в разных городах начинается чтение лекций о его философии, художники и фотографы запечатлевают его образ, путешественники мечтают встретиться с ним. Впрочем, Шопенгауэр внешне мало реагировал на изменение настроений публики, по — прежнему ведя замкнутый образ жизни во Франкфурте — на — Майне, где он обосновался еще в 1833 г. Беседам с людьми он предпочитал общение со своим любимым пуделем, который, кроме «профанного», имел и тайное ведийское имя — Атма. «Я должен откровенно сознаться, — писал Шопенгауэр, — что вид всякого животного дает мне непосредственную радость, и у меня при этом становится теплее на сердце. Наоборот, вид людей возбуждает во мне почти всегда решительное отвращение» (6, 231). Отметим, правда, что нелюдимость Шопенгауэра была весьма относительной, и он, к примеру, регулярно посещал рестораны, где обменивался репликами с посетителями, и переписывался с учениками, требуя от них собирать отзывы на его философские произведения. И в любом случае в конце жизни у него появилось больше поводов любить людей: они стали воздавать ему должное. Да и сам он пришел к согласию с собой: он чувствовал, что сделал в жизни то, что должен был сделать. В 1856 г. он записал: «Я, утомлен, пришел к своей мете, Под лаврами чело мое устало; Но я свершил, покорствуя мечте, Все то, что мне душа предуказала» (6, 508). Шопенгауэр умер 21 сентября 1860 г. от паралича легких. В своем последнем тексте, письме, датированном 1 сентября 1860 г., он призвал к изучению «Критики чистого разума» Канта и подчеркнул неразрешимость предельных метафизических вопросов.

О философии вообще и ее истории

Шопенгауэр сравнивал свое учение с организмом: точно так же как невозможно уяснить функцию какого‑либо из органов, не понимая его места в общем жизненном плане всего существа, ни один фундаментальный тезис его системы не может быть адекватно истолкован без уразумения целого. При этом Шопенгауэр совсем не стремился к построению системы. Он был мыслителем эссеистского и афористического плана: вслушиваясь в мир, он ухватывал его истины и «охлаждал» их в понятийной форме. Внутренняя связь сделанных им набросков, часть которых, по его собственным словам, имеет характер «откровения», идущего чуть ли не от Святого Духа, обнаруживалась сама собой, повергая в изумление самого автора. Это, однако, не означает, что Шопенгауэр воспринимал себя как пророка истины и был чужд методической дисциплины. Наоборот, усвоив уроки кантовского критицизма, он всегда помнил о границах, за которыми знание превращается в фантазию, философия — в мистику.

Другое дело, что сама философия трактовалась им не по- кантовски. Кант ограничивал философию априорным знанием (теоретическим или практическим) о вещах, Шопенгауэр же считал необходимым учитывать в ней и данные опыта, как внешнего, так и внутреннего. По его мнению, подключение опыта к философским исследованиям дает возможность в некоторых случаях высказывать правдоподобные предположения о глубинной сущности мира, запрещенные традиционным кантианством. И именно мир, мир в целом, убежден Шопенгауэр, является главным предметом философии. В этом одно из ее отличий от частных наук, занимающихся конкретными областями сущего: «Философия… начинается там, где кончаются науки» (1, 84). Но воспаряя над частными дисциплинами, философия отчасти утрачивает свой научный характер. Она не может исследовать мир с точки зрения «закона основания», главенствующего в науках. Этот закон, выражающийся в тех или иных абстрактных формулах, действует исключительно внутри мира, но не приложим к нему в целом. И философу остается изучать не «почему», а «что» этого единого объекта, мира, саму его сущность. Основой такого изучения может быть лишь созерцание. Это роднит философию с искусством: художник тоже настроен на усмотрение существенного в каком‑либо единичном феномене. Но, в отличие от художника, философ фиксирует свои результаты не в наглядных образах, а в общих представлениях: «Философия является совершенным повторением, как бы отражением мира в абстрактных понятиях» (1, 85). Поэтому она есть «нечто среднее между искусством и наукой или, вернее, нечто, объединяющее то и другое» (6, 22).