Фильм Андрея Тарковского «Cолярис». Материалы и документы - [23]

Крис! - окликнула его снизу Марта. - Тут о тебе говорят и о Соляри- се. Пойди сюда... Специальная программа...

Чтоб не обидеть Марту, Крис сошел вниз и остановился перед большим телевизором.

По теории Гамова-Шапли, — говорил один из научных обозревателей всемирной программы «Космос», — жизнь на планетах двойных звезд невозможна... Планета Солярис обращается вокруг двух солнц - красного и голубого. По всем расчетам, планета должна была неуклонно приближаться к своему красному солнцу и через пятьсот тысяч лет упасть на него, вызвав серьезную катастрофу. Но скоро стало ясно, что орбита не подвергается ожидаемым изменениям...

На экране возникли залитые голубым светом причудливо изгибающиеся волны плазмы, в которых покачивался какой-то предмет - очевидно, исследовательская капсула.

Это был первый этап в истории исследования Соляриса, — продолжал диктор. - Второй этап начался...

Раздался протяжный сигнал.

Отец! - крикнул Крис. - Будь добр, подойди к видеофону... Если это из редакции, меня нет дома.

Ник Кельвин вышел из своей комнаты, подошел к видеофону и нажал кнопку. Засветившийся экран был пуст.

Я слушаю вас, — крикнул Ник в микрофон.

Экран по-прежнему был пуст и молчал. Ник пожал плечами, выключил видеофон и вернулся к себе.

Кто это? - спросил Крис.

Видно, ошиблись, — ответил отец.

...Проведенное таким образом исследование, — продолжал диктор- обозреватель, — подтвердило предположение ученых о том, что океан, целиком покрывающий всю планету Солярис, является органическим веществом...

Залитый багрянцем туман заполнял экран, и на его фоне выделялся лишь отдельными зеркальными отблесками гигантский колосс наподобие цветка, поднимающийся в том месте, где плазма сливалась с небом и вставало красное солнце.

...Иными словами, — продолжал обозреватель, — океан считают живым организмом. Правда, одни ученые считают его организмом весьма примитивным, чем-то вроде чудовищно разросшейся живой клетки.

Другие же, напротив, считают его высокоорганизованной органической структурой. И, наконец, имеются третьи, которые даже наделяют океан разумом, не приспосабливающимся к условиям среды, но сразу ставшим ее хозяином.

... На экране появились внутренние отсеки станции - спутника Соля- риса. Экипаж станции - кибернетик Снаут, физики Сарториус и Гибарян, мелькнул и Крис Кельвин, но в земном костюме, дающий интервью журналистам.

Планета Солярис наделена жизнью, — говорил обозреватель, — но имеет только одного жителя и этот житель - океан... Вот почему мы придаем такое большое значение экспедиции, уже несколько лет находящейся на станции - спутнике Соляриса, а также предстоящему через неделю вылету к станции опытного ученого, психолога доктора Кельвина. Ответить хотя бы на часть загадок, которые уже двести лет задает человечеству эта беспокойная планета...

Один за другим мелькали кадры с изображением станции Соляриса, соляристические пейзажи, причудливые образования его океана, сверкающие в резком свете голубого солнца, схемы, фотографии, снова океан...

Вновь раздался гудок видеофона. Кельвин-старший подошел и включил экран. На экране возник Бертон и Дик, его внук.

Я звоню из города, — медленно сказал Бертон. - Я звонил уже раз, но не решился говорить... Мне кажется, во всем виноват я сам... Я не о том говорил с Крисом. Сейчас неважно, что искать на Солярисе... Человеческое или всемирное... Просто надо искать... и тут мы союзники... Я верю в этом... Скажи Крису, когда он столкнется с этим... C этим странным, с тем, о чем я говорил... Пусть вспомнит о моих наблюдениях... Сейчас перед стартом не надо ему помнить, но там пусть вспомнит... Я желаю ему... Я хочу верить в успех.

Хорошо, Анри, — тихо сказал Ник, — я передам это Крису.

Бертон немного постоял, глядя на Ника, потом толкнул дверь кабины

и вышел на улицу.

Огромный город двадцать первого века жил и дышал, словно единый организм. Вокруг по движущимся тротуарам неслись толпы, но впечатления тесноты не было. Громоздились причудливой формы дома- небоскребы, но они не заслоняли неба и, несмотря на высоту, казались легкими и ажурными. Разнообразный транспорт плыл, летел, катился, скользил вокруг, но во всем этом чувствовался строгий порядок, словно управляли этим движением из единого центра.

Бертон и внук встали на движущийся тротуар и вскоре пропали в толпе.

В саду, среди деревьев, горел костер. Перед Крисом на земле лежал ворох бумаг, накопившийся за всю его жизнь. Фотокарточки, какие-то

грамоты еще школьных времен, черновики, студенческие конспекты, которые он принес сюда, чтобы сжечь. Он бегло, в последний раз, просматривал бумаги и бросал их в огонь. Когда он швырнул в костер очередную кипу бумаг, из них выпала фотокарточка и сразу же вспыхнула. Крис быстро схватил ее, ожег при этом палец, погасил огонь. Обгорел лишь край пластмассовой рамки. На фотографии была изображена девушка лет двадцати. Поджав ноги, она сидит в кресле и расчесывает длинные золотистые волосы, сияющие в солнечном свете, падающем из окна. Крис некоторое время разглядывал ее, затем хотел снова бросить в костер, но, вдруг увидев идущего к нему по аллее отца, так и остался с обгоревшей фотографией в руках.