Филипп Стил - [15]

Этого, однако, было для него достаточно, чтобы убедиться, что она молода и хороша собой. На голове у нее была шапочка из серебристого меха, из-под которой выбивались пышные каштановые волосы, отливавшие бронзой. Она ни разу не повернулась, так что Филипп ничего не смог разглядеть, кроме прелестной розовой щечки и нижней линии подбородка, уходящего в воротник из того же серебристого меха.

Несмотря на голод, он ел почти машинально, так как был всецело поглощен разрешением таинственной проблемы. Несколько раз он отрывался от своих дум, чтобы взглянуть на женщину за соседним столиком. Один раз ему показалось, что она смотрела на него и вовремя отвернулась, чтобы не встретиться с ним взглядом. Филипп был большим поклонником красивых женщин, и в частности красивых женских волос, а потому его взгляд все чаще и чаще останавливался на ее бронзовых прядях. Он уже почти кончил есть, когда шум за соседним столиком заставил его поднять голову. Его сердце учащенно забилось — женщина встала. Она смотрела на него, и когда их глаза на мгновение встретились, она заколебалась, словно собираясь заговорить с ним, и в это мгновение он узнал ее.

Это была женщина с фотографии, но только она была сейчас старше и красивее. И тот же мягкий, чистый контур лица, те же темные глаза, что глядели на него в кабинете Мак-Грегора. Только там в них смеялась юная радость, а теперь они были полны невыразимой грусти.

Еще секунда, и он бы нарушил молчание, ответил бы на патетический трепет ее губ, но прежде чем он сумел вымолвить слово, она повернулась и ушла. Но даже стоя на пороге, она еще раз повернула к нему молящее грустное лицо, словно она знала, кто он и какая миссия на него возложена, и обращала к нему немую мольбу о пощаде.

Он отодвинул стул, сорвал шапку с вешалки и последовал за ней. Он увидел, как она растворила низкую дверь и исчезла в ночи. Его мозг не колеблясь принял окончательное решение. Он догонит ее на улице, представится ей и тогда, может быть, разгадает тайну макгрегоровских приказов.

Женщина быстро шла по главной улице, когда он пустился за ней следом. Внезапно она свернула на тропинку, проложенную в снегу, по направлению к реке. Перед ней расстилался пронизанный звездами ночной мрак да чернела громада девственных лесов. Сердце Филиппа забилось сильнее. Она знала, что он последует за ней, знала, что он идет в двух шагах от нее и нарочно свернула на уединенную тропинку, чтобы никто не заметил их…

Он не пытался догнать ее. Он следовал за ней все на том же расстоянии, беспечно посвистывая, твердо зная, что она остановится, чтобы подождать его. Впереди них во мраке вырисовывалась группа сосен, в их тени укрылась женщина.

Еще дюжина шагов, и Филипп оказался там же. Он услышал быстрые, легкие шаги впереди себя. Затем раздался еще один звук, шаги вплотную с ним, шорох раздвигаемых кустов, тихий голос, не женский, и прежде, чем он успел поднести руку к кобуре револьвера, человеческое тело навалилось на него сбоку.

Другое — сзади, и он упал беспомощным мешком в снег. Кто-то мощный закрутил ему руки за спину, еще кто-то заткнул ему рот тряпкой, веревка обвилась вокруг его рук и ног, и только тогда те, кто пленил его, слезли с него.

Ни одно слово не было произнесено во время свалки. Ни одно слово не было произнесено и теперь, когда его подхватили под руки и поволокли в том направлении, где скрылась женщина. В сотне шагов за группой сосен из мрака выступили смутные очертания хижины. В эту хижину его втащили и посадили на какой-то предмет, который он принял за ящик, затем зажгли свет.

Впервые Филипп увидел своих похитителей. Один из них был старик гигантского роста с изжелта-седыми волосами, ниспадавшими на плечи. Его товарищ был почти еще мальчиком, но в ловких и сдержанных движениях Филипп узнал животную силу жителя лесов, по двум-трем словам, произнесенным шепотом, Филипп понял, что мальчик — сын старика… Из угла комнаты, к которому Филипп сидел спиной, они вынесли длинный сосновый ящик. Они были так поглощены его установкой, что не заметили, как открылась дверь и вошел еще один человек. Никогда в жизни еще Филиппу не приходилось видеть такое непривлекательное лицо.

В маленьких диких глазках вошедшего засветилось торжество, когда он увидел пленника. Рот, нос, глаза — все в его лице заплыло жиром. Он перевел взгляд с Филиппа на старика и мальчика, возившихся с ящиком, и щелкнул пальцами.

— Здрасте, здрасте, — прохрипел он тихим голосом, словно у него была астма. — Чудно, чудно. — Эти четыре слова резко нарушили молчание, которое соблюдали старик и мальчик.

Когда ящик оказался посредине комнаты, в глазах Филиппа появилось выражение ужаса. То был неотесанный гроб. Не говоря ни слова и не обмениваясь ни малейшим звуком, все трое окружили его, подняли и с легкостью уложили в гроб. К своему удивлению, Филипп почувствовал, что лежит на чем-то мягком, казалось, что его странная тюрьма выложена подушками. Затем ему с величайшими предосторожностями освободили руки из-под спины и крепко-накрепко привязали их к телу. Еще пара ремней была прикреплена к стенкам гроба поперек тела, словно его тюремщики боялись, что он выпадет из гроба. Еще мгновение, и тьма поглотила его. На гроб положили крышку. Он услышал стук молотка, скрип гвоздей, проникающих в дерево, и стал метаться, стараясь крикнуть, высвободить руки и ноги. Однако ему не удалось ослабить свои узы ни на дюйм. От страшного напряжения его мускулы ослабли, и он перестал метаться, чтобы перевести дыхание и прислушаться. К нему донесся звук приглушенных голосов, и он уловил мерцание одного огонька, потом другого, потом третьего и увидел, что в стенках гроба просверлено около полудюжины дырочек. Это открытие доставило ему большое облегчение. По крайней мере он не задохнется. Через несколько минут он убедился, что ему даже удобно лежать и что его тюремщики не только устроили ему приличную постель, но и подложили ему подушку под голову.