Филипп Август - [44]

Улыбка презрения и насмешки проступила на лице пустынника, видимо разделявшего мнение короля о французском высшем духовенстве, которое, пренебрегая всеми угрозами и предостережениями римского двора, продолжало вести роскошную и безнравственную жизнь, возбуждавшую общий ропот. Однако старик не сказал этого, а только осведомился у епископа, что тот намерен делать.

– Вот об этом-то я и пришел с вами посоветоваться, отец Бернар, – отвечал прелат с сокрушением. – Король разъярился, и эти преграды только усиливают его любовь к Агнессе. Он прогнал уже нескольких епископов за то, что они объявили у себя интердикт; конфисковал имения баронов, их поддерживавших. Такая же участь ожидает меня, если я ему не стану повиноваться. С другой стороны, если я ослушаюсь папского поведения, то подвергаюсь отлучению от церкви. Что вы бы стали бы делать на моем месте, отец Бернар?

– То, что предписывает долг. Но вы лучше меня знаете свой долг и что он вам предписывает, – отвечал отшельник не без желания помучить бедного епископа.

– Само собой разумеется, – протянул толстяк со вздохом. – Но я пришел к вам не ради одного этого дела. Вы знаете Жана д’Арвиля, настоятеля каноников монастыря Св. Берты? Это человек благочестивый и человеколюбивый, пользующейся в мире славой мудреца.

– Вам нет нужды прославлять его предо мною, – перебил пустынник прелата, ясно давая понять, что каноник не занимал высокого места в его уважении. – Что вы хотите сказать? Говорите скорее.

– А вот что, отец Бернар: знайте же, что граф д’Овернь прибыл в Париж со своею свитой и остановился в монастыре Св. Берты, в пользу которого покойный отец его делал большие жертвы. Молодой граф просил Жана д’Арвиля исповедовать его, в том опасении, что если интердикт будет объявлен и в моей епархии, ему долгое время придется ожидать отпущения грехов. Жан д’Арвиль выслушав его исповедь, пришел ко мне, говоря, что у него в руках тайна, которой он может спасти королевство.

– Как! Он вероломно выдал тайну исповеди? – воскликнул отшельник в негодовании.

– Нет, отец Бернар! Нет, вы перетолковываете мои слова в дурную сторону. Жан д’Арвиль ничего не выдал из сказанного при совершении священного таинства исповеди. Но как человек чрезвычайно ловкий, он заставил молодого человека повторить слово в слово ту же историю в простом разговоре, и вот эту-то историю мне сообщил. Но вот сущность дела: по-видимому, граф Тибо влюблен в Агнессу Меранскую и даже получил от ее брата обещание выдать за него эту принцессу. Но брат умер во время крестовых походов, а герцог Истрийский, ничего не знавший об этом обещании, выдал дочь за короля Филиппа. Но узнав, что папа не дает разрешения на этот брак, герцог поручил графу д’Оверню, как другу своего сына и рыцарю, передать от него Агнессе приказание тайно покинуть французский двор. Граф обещал, в случае ее согласия, привести ее обратно в Истрию, если бы даже пришлось ему ради этого восстать против повелений и армии короля. Вот что узнал Жан д’Арвиль, но только после исповеди, заверяю вас.

– О, я понимаю вас! – перебил пустынник с презрением. – Почтенный настоятель постарался, чтобы исповедь была повторена не в святилище. Но неужели он думает, что Бога так же легко обмануть, как и людей? Теперь он, конечно, ищет средства, чтобы доставить графу д’Оверню случай свидеться с этой несчастной женщиной и, возбудив ревность короля Филиппа, восстановить страшную междоусобную войну между королем и вассалом. Может быть, это благочестивый план, епископ парижский, только он вам не удастся. Агнесса любит Филиппа и отказалась уже расстаться с ним, потому что считает его своим законным мужем, и ничто в мире, даже приказание отца, не может поколебать ее решимости.

– Если бы вы дослушали меня до конца, отец Бернар, – сказал епископ насмешливо, как будто довольный случаем доказать отшельнику, что он ошибается, – то имели бы больше снисхождения к почтенному настоятелю, который поистине человек благочестивый и достойный, хотя, по моему мнению, тоже чересчур гордится своею мудростью, как и вы…

– Гм!

Это «гм!» раздалось еще раз, притом очень явственно, с внешней стороны хижины. По крайней мере, так показалось епископу, который вздрогнул и с испугом насторожил ухо.

– Не слыхали ли вы чего-нибудь, брат Бернар? – спросил он шепотом. – Кто-то говорил за стеной. Не подслушивает ли нас кто-нибудь?

– Это ветер шумит между деревьями, – отвечал отшельник. – Но вы ведь что-то хотели сказать? Или я ошибся?

– Совершенно ошиблись, – отвечал епископ, несколько успокоенный тишиной. – Настоятель монастыря Св. Берты есть также духовник королевы и слишком хорошо знает ее чувства, чтобы вынашивать замыслы, которые вы ему приписываете. Но он знает также, что если Филипп выкажет Агнессе малейшее беспокойство или пренебрежение, то она вообразит, будто король сам боится последствий своего раздора с церковью, и она сама немедленно решится уехать от него. Следовательно, надо только внушить королю немного ревности к графу д’Оверню и сделать так, чтобы он хоть слегка выразил жене свое неудовольствие. Тогда Агнесса ложно истолкует причину его досады и сама потребует, чтобы муж отпустил ее. Гордость Филиппа будет оскорблена, и он не станет ее удерживать, тогда Жан д’Арвиль с приличной свитою сам проводит Агнессу в Истрию.