Филип Дик: Я жив, это вы умерли - [78]

Впоследствии, когда кто-нибудь в Экс-Кэлэй не понимал, что ему сказали, или не хотел отвечать, или не находил рулон туалетной бумаги, за которым его послали, он говорил: «Ничего страшного. Я зайду в четверг», — и авторство этой, отныне культовой, реплики, было по сути приписано Дику. Когда как обычно в конце недели составили список вкладов, которые сделал каждый пациент во время коллективных сеансов, заслугой Фила было признано то, что он привнес в них юмор. По словам врача, Дик, несмотря на свое плачевное состояние, сохранил дар видеть вещи с забавной стороны. Ему аплодировали. А он благодарил всех, повторяя, как попугай: «Ничего страшного. Я зайду в четверг».

Глава шестнадцатая ЗИМА ДУШИ

По прошествии двух недель было решено, что Дик уже достаточно долго чистит туалеты, и поскольку принцип трудотерапии состоял в том, чтобы использовать возможности каждого как можно лучше, его посадили за пишущую машинку. В резюме подобная работа называется пиар, связи с общественностью. Он составлял отчеты о деятельности Экс-Кэлэй, разбирал газетные вырезки, посвященные проблемам наркомании, составлял письма, взывающие к щедрости возможных жертвователей. В свободное время Фил разрабатывал теорию, согласно которой центр служил прикрытием для тайной лаборатории по производству героина. Одна и та же рука раздавала яд и противоядие, для того чтобы создать новый тип человека: послушного, сумасшедшего, этакого гражданина-андроида из общества будущего. Организация превращала человека в раба, сначала сажая на наркотик, а затем, самым изощренным способом спасая от наркотика, учила беднягу одновременно ненавидеть этот наркотик и любить хозяина, который единственный мог его защитить. И он, Дик, стал одним из винтиков этой организации, заняв наилучший пост для наблюдений.

Одетый в белую рубашку, он непринужденно бродил взад-вперед по коридорам и открывал все двери подряд в надежде наткнуться на секретную лабораторию. Однако подозрения не мешали Дику каждый раз, когда он встречал кого-нибудь из персонала, искренне выражать медикам свою признательность. Впервые в жизни Фил почувствовал себя полезным, он нашел свою семью и, если бы ему разрешили, с удовольствием навсегда остался бы в Экс-Кэлэй и трудился бы во благо бедных наркоманов, своих братьев.

Эту программу искупления через работу Дик описывал в восторженных письмах к своим друзьям, тем, с кем он общался до того, как обосновался на Гасиенда-уэй. Однако эти письма только сбивали с толку, поскольку приходили приблизительно через месяц после настоящих призывов о помощи, написанных в самые тяжелые минуты канадского разочарования, а те, в свою очередь, добрались до адресатов сразу после сообщений о триумфе Дика в Ванкувере. Несколько ответных писем окольными путями достигли Экс-Кэлэй. Так, известная писательница Урсула Ле Гуин, хотя и выразила искреннее сожаление по поводу бедственного положения Филипа, решительно сказала «нет» на его просьбу пожить у нее. Даже не зная Ле Гуин лично, Дик написал ей письмо еще в тот момент, когда он жил на квартире у журналиста и его жены. Он подробно описывал свою несчастную жизнь и просил пустить пожить если не в качестве гостя, то хотя бы как скромного квартиросъемщика. В заключение Дик пытался развеять слухи о том, что он — несносный параноик, которые, как он подозревал, ходят на его счет. Другие патетические просьбы о помощи, адресованные людям, которых он видел один или два раза в жизни, но чьи координаты были записаны в его книжке, так и остались без ответа. Филип уже и сам не помнил точно, кому он писал. Поэтому Дик был весьма удивлен, получив письмо от некоего Макнелли, профессора, увлекающегося научной фантастикой, который некогда в прошлом приглашал писателя на встречу со студентами университета в Фуллертоне, что в Южной Калифорнии. Макнелли, с одной стороны, был весьма опечален, узнав, что его любимый писатель испытывает затруднения, с другой стороны, обрадован и немного удивлен, поскольку тот обратился к нему с просьбой о помощи. И тут же послал ответ. Да, разумеется, университетское сообщество и небольшой научно-фантастический кружок Фуллертона примут Дика с распростертыми объятиями. Возможно, он окажет честь их библиотеке, предоставив им оставшиеся у него после ограбления рукописи… И два студента, а точнее, две студентки, его поклонницы, которым Макнелли прочел его письмо, были готовы предложить писателю свои услуги.

Это предложение в одно мгновение сделало уже не столь радужной в глазах Дика перспективу посвятить всю свою жизнь мытью ног больных и сочинению статей о борьбе с наркоманией, тем более, в такой холодной стране как Канада. За тот месяц, что Филип не принимал наркотиков и при этом усердно трудился, он, в целом, значительно поправил свое здоровье. В день, когда Дик получил письмо от профессора, он отнес в прачечную пижаму, получил обратно свои вещи, подписал необходимые бумаги и улетел в Лос-Анджелес, пообещав вернуться в четверг.

В аэропорту он напоминал провинциала, сошедшего с поезда, который тащился по инерции до самого вокзала. Человек, выбитый из привычной колеи, движимый исключительно благодаря остаточному чувству самосохранения, исчерпавший все свои возможности — таким Дик предстал перед встречающей его группой студентов, состоящей из двух девушек, увы, не очень красивых, тех самых, что откликнулись на его призыв о помощи, и одного симпатичного молодого человека по имени Тимоти Пауэрс, начинающего писателя-фантаста.