Филэллин - [7]

Я вышел против него и искал правду не ради нее самой, а ради очищения души для постижения скрытой от смертных тайны, о которой знаешь один ты, но правда – такая вещь, что ищущий ее не может быть к ней безразличен. Пусть я ее не нашел, Сигов с Платоновым не наказаны, но с оглядкой на мои прошения оба стали посмирнее. Люди увидели, что, если смело обличать начальственные злоупотребления, они мало-помалу искореняются от страха обличаемых перед вышестоящими.

Для того, кто живал в Киеве, да хотя бы и в Петербурге, Нижнетагильские заводы – ад на земле. Черт попутал поддаться на демидовские посулы! Он, как сирена, заманил меня в эти чащобы, а ты не подумал залепить мне уши воском. Теперь помолись за брата Гришу, чтобы всё у него сладилось. Он, верится ему, в скором времени предстанет перед графом Аракчеевым или даже перед самим государем. Греческий огонь всё шире распространяется по русским сердцам, а государь тоже русский человек.

Пророчество

Игнатий Еловский . Журнал камер-секретаря императора Александра I

Август 1823 г

Наше маленькое царскосельское общество обсуждает новость: у нас может появиться еще один придворный медик, некто Константин Костандис, грек. Кто-то рекомендовал его государю как опытного, несмотря на молодость, диагноста и фармацевта в одном лице.

Он из семьи греческого хлеботорговца, окончил гимназию в Таганроге, изучал медицину в Париже и в Константинополе; в последнем – у потомственных лекарей-евреев, чьи предки лечили василевсов и стратегов, а от них перешли к султанам и пашам. После ужасной казни патриарха Григория, когда стамбульская чернь начала избивать греков-фанариотов, Костандис укрылся на французском судне, жил во Франции, но решил вернуться в Россию. Мать у него – донская казачка, русский язык – родной ему с детства. Лейб-хирургу Тарасову велено его испытать и принять в ассистенты, если он выдержит экзамен. Государь рад показать, что его отношение к морейским инсургентам не распространяется на греков как таковых.

Его позиция по греческому вопросу остается неизменной. Я убедился в этом во время его беседы с членом Библейского общества, бостонским квакером и аболиционистом Томасом Шиллитоу. Он прибыл к нам из Лондона, где жег сердца публики лекциями о несчастных неграх, изнывающих от непосильного труда на сахарных и табачных плантациях, и собирал пожертвования для выкупа их у хозяев. Наши дамы во главе с княгиней Голицыной приняли его, как Моисей – Богописаный закон, и носятся с ним как с писаной торбой. Деньги, выпрошенные у мужей на булавки, но пожертвованные на богоугодное дело освобождения черных невольников, позволяют им с чистой совестью таскать за волосы дворовых девок. Голицына добилась для Шиллитоу не только частной аудиенции у государя, но и разрешения находиться при нем в шляпе. Квакеры снимают шляпу только на молитве, перед Богом.

Переводчик не требовался, государь превосходно владеет английским. Он не раз высказывался против рабства и до недавнего времени покровительствовал Библейскому обществу; Шиллитоу имел основания рассчитывать на финансовое воспомоществование, но ему не следовало панибратски записывать себя в одну компанию с государем. А он с бестактной фамильярностью объявил, что их общая цель – торжество Евангелия в жизни народов. Государь деликатно промолчал, но я вновь отметил, как мастерски владеет он улыбкой глаз, этим искусством избранных.

Он сидел вполоборота к гостю, обратив к нему правое ухо. Левое, в юности пораженное громом артиллерии, почти не слышит. Я видел его профиль – ясный, словно вырезанный на камее. В фас лицо не имеет столь четкой формы и задает немало хлопот портретистам. Трудно найти два его схожих изображения. Злые языки уверяют, что он – Протей, с легкостью меняющий свои убеждения, а вместе с ними внешность, но изменчивость его черт свидетельствует не о зыбкости души, а о том, что воля, их формирующая, не смогла сузить ее до тех пределов, какие, по мнению общества, подобают мужчине. Иметь мягкие черты у нас дозволяется только детям и ангелам.

Подали чай с бисквитами и блюдом отборной земляники. Государь сам выращивает ее в оранжерее, и, бывает, в постные дни он ею одной и питается. Бисквитов с земляникой хватало для десерта, но на столе стояла и сахарница. При виде ее Шиллитоу твердо поставил ладонь на ребро между ею и собой, сказав, что сахар – плод труда невольников, он не употребляет его в пищу.

Меня это рассмешило. Мой лакей, желая хоть чем-то отличаться от себе подобных, заявляет с той же горделивостью: “Не ем я селедку, барин. Вот такой я человек!”

Заговорили о Библейском обществе, имеющем отделения во многих наших губерниях. Губернаторы, зная, под чьей эгидой оно создано, дружно сделались его членами, но с прошлого года государь к нему охладел. Причина в том, что оно служит интересам Лондона. Англичане умеют обратить на пользу себе даже такое богоугодное дело, как перевод Евангелия с древних языков на нынешние.

О перемене во взглядах государя Шиллитоу не подозревал и с восторгом поведал ему, что член Библейского общества, доктор Пинкертон, привез в Морею, в недавно очищенный от турок Астрос, десять тысяч экземпляров Евангелия на простонародном греческом наречии.