Фигурек - [33]
Увидев ее за столиком в глубине зала, я едва удержал слезу волнения, которая так и норовила пролиться, и неровной, противоестественно вялой походкой — таким образом я пытался справиться с парализовавшим меня стрессом — направился к ней.
На лице Тани, когда она заметила мою пошатывающуюся фигуру, отразилось единоборство между изумлением и — как, во всяком случае, мне показалось, — некоторой даже досадой. Уж если кого она и ожидала здесь увидеть, то, скорее всего, не меня. Она замерла, не прикурив, хотя собиралась сделать именно это.
— Привет, я проходил мимо и увидел вас через окно. Можно сесть?
Таня указывает мне на стул напротив и наконец прикуривает. Я заказываю кофе, и после обмена несколькими «ну, как дела?» и прочими обязательными при встрече вопросами-ответами, напряжение немножко спадает.
— Вы здесь по работе?
— Конечно. В мои обязанности входит и посещение баров — не всегда же угощают запеканкой из кабачков.
От этого намека на наши прежние отношения и лукавого взгляда, которым он сопровождается, у меня мурашки пробегают по коже.
— А как ваша писанина?
— Продолжаю без передышки писать трагедии замедленного действия…
— Вы его замедляете вставными сценами, эпизодами, мало связанными с основным сюжетом, да? И там все так утонченно, витиевато, запутанно…
— Нет-нет, просто я кладу пьесы в ящик, и сколько они там пролежат — никому не известно! Можно сказать, пишу в ящик.
Она смеется, наполовину сочувственно, а наполовину… вряд ли можно определить словами, какие чувства она испытывает.
Мне приносят кофе. Спрашиваю Таню, хочет ли она еще чашечку, она не отвечает, только мотает головой. Мотает головой — сильно сказано: все движения у нее едва уловимы, почти неразличимы, будто она экономит силы или опасается, что излишне размашистый жест или даже просто лишний жест будут невыносимо вульгарны.
— Ваша семья в порядке?
— Им вас не хватает, они надеются, что вы скоро излечитесь от растяжения и придете…
— Растяжение? И как же я его заработала?
— Катались на роликах.
Она затягивается сигаретой и выпускает облачко дыма.
— К счастью, я не катаюсь на роликах, а то ведь вы могли накликать беду.
Она затягивается снова, очень глубоко, так, что даже щеки западают, господи, как это нестерпимо женственно…
— Ваши дела улаживаются?
— Мало-помалу… Расшиваю неплатежи стебельчатым швом… Еще годик-другой, и буду в полном ажуре.
Она продолжает улыбаться, это должно меня успокоить, но на меня, наоборот, наваливается тоска. Мне кажется, когда улыбаются — не вдаются в подробности, суть вещей так и остается непознанной. Мне кажется, я предпочел бы слезы, вскрики, тревогу на лице, даже если бы она просто нахмурила брови, и то было бы достаточно. Все было бы лучше этой улыбки, которая в той же мере могла бы быть адресована булочнице, почтальону, готовому заплакать ребенку.
Ее не интересуют подробности, она отказывается дойти до самой сути, и мне остается только наглеть. Ладно, раз так — поведу себя развязно:
— Гм… Интересно, а вы согласились бы как-нибудь со мной поужинать…
Выражение ее лица резко меняется — именно это и было мне нужно, ну, может быть, почти это. Дальше — совсем интересно: теперь вдруг она не знает, что делать со всеми своими пальцами, куда девать глаза. Допивает гущу со дна и, не глядя на меня, отставляет чашку.
— К сожалению, пора уходить. Мне предстоит выпить еще немало кофе.
— Вы мне не ответили.
— Послушайте, вы ведь не хуже меня знаете, что наша ситуация — особая… Я пережила в вашем обществе приятные минуты, очень приятные минуты, к чему лукавить, и если ваши дела пойдут на лад, буду счастлива снова работать на вас, но…
— Работать?..
Она встает, накидывает короткое пальто с капюшоном.
— Понимаю, что вы сейчас чувствуете, такое случается часто, есть даже название — синдром…
— Никаких синдромов! Какого черта! Ты не можешь взять и вычеркнуть меня из жизни, Таня, ты не можешь вычеркнуть из жизни все, что между нами было!
— Меня зовут не Таней.
— Все эти вечера с телевизором и красным вином, все эти вечера вдвоем, как хорошо нам было вместе, как мы смеялись на кушетке… Таня, только не говори, что ты притворялась!.. А тот замечательный вечер со словами «на самом деле» — когда надо было выпивать стакан до дна всякий раз, как кто-то в ящике скажет «на самом деле»! Ты помнишь, в каком состоянии мы были к концу?..
— Вечера? Какие еще вечера? Не было никаких вечеров! Вы теряете голову, у вас запущенный синдром, вам следует…
— А наша первая встреча? Таня, ты что, уже забыла, как мы познакомились? Книжный магазин, речь Андромахи, многочасовой разговор в баре, наши планы насчет пьесы, потом…
Это история о матери и ее дочке Анжелике. Две потерянные души, два одиночества. Мама в поисках счастья и любви, в бесконечном страхе за свою дочь. Она не замечает, как ломает Анжелику, как сильно маленькая девочка перенимает мамины страхи и вбирает их в себя. Чтобы в дальнейшем повторить мамину судьбу, отчаянно борясь с одиночеством и тревогой.Мама – обычная женщина, та, что пытается одна воспитывать дочь, та, что отчаянно цепляется за мужчин, с которыми сталкивает ее судьба.Анжелика – маленькая девочка, которой так не хватает любви и ласки.
Сборник стихотворений и малой прозы «Вдохновение» – ежемесячное издание, выходящее в 2017 году.«Вдохновение» объединяет прозаиков и поэтов со всей России и стран ближнего зарубежья. Любовная и философская лирика, фэнтези и автобиографические рассказы, поэмы и байки – таков примерный и далеко не полный список жанров, представленных на страницах этих книг.Во второй выпуск вошли произведения 19 авторов, каждый из которых оригинален и по-своему интересен, и всех их объединяет вдохновение.
Какова роль Веры для человека и человечества? Какова роль Памяти? В Российском государстве всегда остро стоял этот вопрос. Не просто так люди выбирают пути добродетели и смирения – ведь что-то нужно положить на чашу весов, по которым будут судить весь род людской. Государство и сильные его всегда должны помнить, что мир держится на плечах обычных людей, и пока жива Память, пока живо Добро – не сломить нас.
Какие бы великие или маленькие дела не планировал в своей жизни человек, какие бы свершения ни осуществлял под действием желаний или долгов, в конечном итоге он рано или поздно обнаруживает как легко и просто корректирует ВСЁ неумолимое ВРЕМЯ. Оно, как одно из основных понятий философии и физики, является мерой длительности существования всего живого на земле и неживого тоже. Его необратимое течение, только в одном направлении, из прошлого, через настоящее в будущее, бывает таким медленным, когда ты в ожидании каких-то событий, или наоборот стремительно текущим, когда твой день спрессован делами и каждая секунда на счету.
Коллектив газеты, обречённой на закрытие, получает предложение – переехать в неведомый город, расположенный на севере, в кратере, чтобы продолжать работу там. Очень скоро журналисты понимают, что обрели значительно больше, чем ожидали – они получили возможность уйти. От мёртвых смыслов. От привычных действий. От навязанной и ненастоящей жизни. Потому что наступает осень, и звёздный свет серебрист, и кто-то должен развести костёр в заброшенном маяке… Нет однозначных ответов, но выход есть для каждого. Неслучайно жанр книги определен как «повесть для тех, кто совершает путь».
Секреты успеха и выживания сегодня такие же, как две с половиной тысячи лет назад.Китай. 482 год до нашей эры. Шел к концу период «Весны и Осени» – время кровавых междоусобиц, заговоров и ожесточенной борьбы за власть. Князь Гоу Жиан провел в плену три года и вернулся домой с жаждой мщения. Вскоре план его изощренной мести начал воплощаться весьма необычным способом…2004 год. Российский бизнесмен Данил Залесный отправляется в Китай для заключения важной сделки. Однако все пошло не так, как планировалось. Переговоры раз за разом срываются, что приводит Данила к смутным догадкам о внутреннем заговоре.
Третье по счету произведение знаменитого французского писателя Жоржа Перека (1936–1982), «Человек, который спит», было опубликовано накануне революционных событий 1968 года во Франции. Причудливая хроника отторжения внешнего мира и медленного погружения в полное отрешение, скрупулезное описание постепенного ухода от людей и вещей в зону «риторических мест безразличия» может восприниматься как программный манифест целого поколения, протестующего против идеалов общества потребления, и как автобиографическое осмысление личного утопического проекта.
Флориану Зеллеру двадцать четыре года, он преподает литературу и пишет для модных журналов. Его первый роман «Искусственный снег» (2001) получил премию Фонда Ашетт.Роман «Случайные связи» — вторая книга молодого автора, в которой он виртуозно живописует историю взаимоотношений двух молодых людей. Герою двадцать девять лет, он адвокат и пользуется успехом у женщин. Героиня — закомплексованная молоденькая учительница младших классов. Соединив волею чувств, казалось бы, абсолютно несовместимых героев, автор с безупречной психологической точностью препарирует два основных, кардинально разных подхода к жизни, два типа одиночества самодостаточное мужское и страдательное женское.Оригинальное построение романа, его философская и психологическая содержательность в сочетании с изяществом языка делают роман достойным образцом современного «роман д'амур».Написано со вкусом и знанием дела, читать — одно удовольствие.
Субботним вечером 8 января 1993 года доктор Жан-Клод Роман убил свою жену, наутро застрелил двоих детей 7 и 5 лет и отправился к горячо любимым родителям. После их убийства заехал в Париж, попытался убить любовницу, сорвалось… Вернулся домой, наглотался барбитуратов и поджег дом, но его спасли.Это не пересказ сюжета, а лишь начало истории. Книга написана по материалам реального дела, но повествование выходит далеко за рамки психологического детектива.Эмманюэль Каррер — известный французский писатель, лауреат многих престижных премий.
Маргерит Дюрас (настоящее имя – Маргерит Донадье, 1914–1996) – французская писательница, драматург и кинорежиссер – уже почти полвека является одной из самых популярных и читаемых не только во Франции, но и во всем мире. Главная тема ее творчества – бунт против бесцветности будничной жизни. «Краски Востока и проблемы Запада, накал эмоций и холод одиночества – вот полюса, создающие напряжение в ее прозе». Самые известные произведения Дюрас – сценарий ставшего классикой фильма А. Рене «Хиросима, моя любовь» и роман «Любовник» – вершина ее творчества, за который писательница удостоена Гонкуровской премии.